Стояли звери Около двери. В них стреляли, Они умирали.
Автор: Koidzumi Risa
Бета: umi~kuraki
Название: Look at me
Персонажи: Каменаши Казуя, Аканиши Джин
Рейтинг: PG-13 - R
Жанр: AU
Дисклеймер:
Все ситуации вымышленные, все имена придуманные,
все названия условные, все совпадения случайные,
все фотографии поддельные, все тексты созданы генератором случайных слов.
Примечание: в тот пост уже не влезает))
Предупреждение: в данной и следующей главе - злой автор но не бейте меня за это сильно
Глава 8 все странно
Джин лежал на кровати в своих покоях и бесцельно смотрел в потолок. Он провел взаперти почти неделю: к этому времени в голове было пусто и холодно, как ночью в пустыне. Первые пару дней были крики, эмоции, потом мысли, а сейчас не осталось ничего. Апатия опустилась на него, как быстрые зимние сумерки, и показалось, что весь мир вокруг запорошен белым, липким снегом, да так, что вокруг и не разглядишь ничего.
При их первом поцелую ему мнилось, что он взмыл к облакам. А потом Аканиши узнал древнюю, как мир, истину - что солнце опаляет крылья, что любовь приносит горя столько же, сколько и счастья. Джину виделось, что все страданья и радости, рассчитанные на годы, он выпил махом за один вечер. Сладкий яд опалил горло и выжег все внутри.
Иногда он слышал, как Казуя приходит, стучит в дверь и просит его впустить, но Аканиши не хотелось никого видеть.
Для Джина это чувство любви было в новинку, и жестокий обман больно ранил сердце, которое раньше ничто не могло потревожить. Душа раскрылась, как оказалось, не для любви, не для радости, а для того, чтобы жестокий, бесчувственный и расчетливый, как думал Аканиши, юноша мог ворваться и растоптать нежные ростки первых чувств.
Душа его была в руинах. Или ему это только казалось. Джин испытывал странно наслаждение, лелея и пестуя свою горечь. Долгие дни и ночи бродил он в темном мире своего отчаяния.
К концу недели тело Аканиши было почти столь же истерзано и истощено, как разум и сердце. Он не ел, почти не спал. Хотя иногда природа брала свое, и он проваливался в короткое мутное забытье, где тоже не находил себе покоя. Джин редко вставал с постели в течение дня, но каждое утро на рассвете, как и прежде, Аканиши выходил на балкон. Сердце его было изранено, но, сколько бы он не старался избавиться от своей любви, нежность все равно рвалась наружу, стоило Джину увидеть Казую.
А Казуя все так же по утрам собирал цветы в саду. Он срезал их большими садовыми ножницами и мурлыкал что-то себе под нос, и песни его были печальны. Ножницы то и дело соскальзывали и ранили тонкую белую кожу. Аканиши с боль представлял ладони, истерзанные множеством крошечных порезов. Ладони, к которым он отчаянно желал прикоснуться.
Казуя вошел в его покои через маленькую дверь, соединявшую спальни супругов. Раньше он ей не пользовался, но сейчас обстоятельства казались уже чрезвычайными.
Его поразила и испугала перемена во внешнем виде Аканиши. Он похудел, лицо его осунулось и посерело, щеки впали, а скулы наоборот заострились, волосы грязными нечесаными лохмами торчали в разные стороны. Казу замер, разглядывая его и не решаясь приблизиться.
- Месье, - нерешительно позвал он. Джин открыл глаза и посмотрел на него устало и немного раздраженно.
- Пришли еще раз шокировать меня или, может, просто еще раз надавить на больное? – он, морщась, полусел в кровати, опираясь на спинку. Казуя на миг прикрыл глаза и не ответил на выпад.
- Вот, - Аканиши только сейчас заметил у него в руках небольшой, чуть мятый конверт. - Герцог Орлеанский прислал приглашение на ежегодный прием в Сен-Клу.
Джин не проявил к этому ни малейшего интереса, лишь внимательно оглядел Казую, будто пытаясь отыскать в нем что-то новое. Казу помедлил, все еще надеясь на ответ, а потом продолжил:
- Король будет там. Он требовал вашего присутствия.
- Когда?
- Завтра. Приглашение пришло давно, а записка от короля - вчера утром, - как бы оправдываясь, ответил Казуя.
- Хорошо, - слабо отозвался Джин, пытаясь кивнуть, но его голова безвольно мотнулась в сторону.
- Месье, - Казу добавил в голос просительных ноток, - вам надо поесть и привести себя в порядок. Вы ведь не хотите предстать перед королем в таком виде?
- Каком «таком», мадам? – Аканиши нахмурился. Юноша молча протянул ему крохотное зеркальце. Джин поморщился и попытался разгладить упрямую морщинку между бровями, которая появилась совсем недавно.
- Мне пора, месье. Лакей скоро придет, чтобы помочь вам, - Казуя направился к маленькой двери, откуда пришел, но на пороге обернулся:
- Господин, я умоляю, зовите меня по имени. Я не могу больше слышать это обращение.
Аканиши удивленно вскинул брови.
- Не зовите меня «мадам». Только не вы! Пожалуйста! О большем я не прошу.
Он вышел из комнаты.
Времени шить наряды совсем не было, но свет все равно еще не видел большинство платьев, сшитых для прекрасной мадам Аканиши, поэтому Казую не особенно заботило, что Мина выберет для него.
Немного раньше полуночи карета посла подъехала к главному входу замка. Лакей открыл дверь, Джин первым выбрался из кареты и, как того требовал этикет, подал руку своей жене, но при этом старался даже не смотреть на нее. На Казуе было платье из парчи изумрудного цвета, расшитое золотыми птицами и украшенное множеством крупных жемчужин и изумрудов.
Когда объявили об их прибытии, многие из гостей обернулись, по бальной зале пробежал легкий шепоток: мадам Аканиши была редкой гостьей в свете.
Джин, как только того позволили приличия, тут же поспешил покинуть супругу. Казуя остался стоять в одиночестве, рассеянно и немного испуганно разглядывая незнакомых людей.
- Добрый вечер, мадам, - Филипп Орлеанский возник из толпы, будто по волшебству. Он был похож на райскую птицу в своем броском, многоцветном наряде.
- Добрый вечер, Ваша Светлость, - Казуя улыбнулся и присел в легком реверансе. Герцог предложил ему руку, и Казу с облегчением ее принял.
- Ваш муж необычайно холоден сегодня, мадам. Могу я спросить, что случилось?
- Ваша светлость, - Казуя опустил взгляд и остановился. - Я… Я решился. Я рассказал ему о себе.
- О, мадам! – воскликнул Филипп и, оглянувшись, уже гораздо тише добавил. - Как я вижу, это не та реакция, которой бы вам хотелось.
- Он даже не смотрит на меня! – Казу вцепился в его рукав. - Я не знаю, что мне делать Ваша Светлость.
- Расскажите, что же случилось между вами? - мягко попросил Филипп. Со дня знакомства они встречались всего несколько раз, но по какой-то неизвестной причине Казу быстро проникся доверием к своему старшему другу. Вероятно, потому, что от него ему ничего не приходилось скрывать. Он мог рассказать герцогу все, что чувствовал, не боясь быть не понятым или осмеянным. И теперь Казуя покусал губу и начал медленно, чтобы ничего не упустить, рассказывать.
Он жарким шепотом поведал всё о том, что произошло той темной грозовой ночью.
- После этого он заперся в своих покоях и никого не желал видеть. Только личное распоряжение короля смогло заставить его приехать сюда сегодня.
- Что же вы чувствуете теперь, мадам? Ваши чувства к нему все так же неизменны?
- Мои чувства? Мои чувства… сильнее, чем когда-либо прежде. Его холодность и отстраненность ранят меня, но я не в силах отказаться от своей любви.
Филипп остановился и взял его руки в свои - ладони Казу слегка подрагивали.
- Вы позволите мне помочь вам, мадам?
- Что вы можете сделать, Месье? – Казуя поднял не него свои большие, почти черные глаза, и герцог прочел в них зарождающуюся, еще очень слабую, но надежду. Он наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
- Я попытаюсь поговорить с ним, вот и все, - он сделал странный жест куда-то в сторону, и вскоре к ним подошел симпатичный высокий мужчина. Каштановые волосы переливались в свете сотен свечей, светлые глаза смотрели с вежливым равнодушием.
- Мадам, это шевалье де Лорен, - представил Филипп своего фаворита. - Лорен, развлеките мадам Аканиши, пока меня не будет.
Шевалье поклонился, и Казуя был передан «с рук на руки» от своего покровителя его доверенному лицу.
Аканиши обернулся, когда кто-то осторожно тронул его за локоть. Мальчик в сиреневом берете и пажеском костюмчике такого же цвета поманил его за собой. Вслед за ним Джин вышел из зала на балкон.
- Спасибо, Мишель. Можешь идти, - сказал Филипп, не оборачиваясь, и обратился к Джину. - Чудесная ночь, господин посол, не так ли?
Ночной ветер трепал его темные завитые волосы, донося до Аканиши запах сладких духов и пудры. Откуда-то из парка, утопавшего в темноте, доносился шум воды – десять прекрасных фонтанов не прекращали работать даже ночью.
- Да, ночь хороша, - неловко согласился Аканиши, останавливаясь рядом с герцогом. - Простите мне, Ваша Светлость, но зачем вы хотели меня видеть?
- Ваша жена… - начал Филипп, еще не совсем представляя, что хочет сказать.
- Вы с ней знакомы? - несколько насторожился Аканиши.
- Да, она прекрасная девушка… вернее, - он понизил голос, - прекрасный юноша.
Джин отшатнулся, его глаза испуганно распахнулись - такого он не ожидал, даже представить не мог.
- Вы знаете? Он сказал вам?
- Нет, ваша супруга хорошо хранит свой секрет. Но у меня хорошее чутье. Никто кроме вас и меня даже не догадывается об этом маленьком недоразумении.
- Что вам нужно? – Джин гневно нахмурил брови, приготовившись защищаться.
- О, не нужно, - Филипп улыбнулся, переходя на покровительственный тон, который совсем не понравился Аканиши, - я всего лишь хочу дать вам дружеский совет.
- Что за совет, Месье?
- Не стоит противиться чувствам, скрытым в вас. Известно давно - страсть и глупость в любви идут бок о бок друг с другом, а вы, мой дорогой, сейчас слишком отдалились от первой и непростительно близко подошли ко второй.
- Я не понимаю…
- Этот юноша, он любит вас. И, как я понял из его рассказа, вы тоже питаете к нему некие чувства. Вы любите его?
Джин болезненно поморщился, в глазах застыли непонимание и горечь:
- Это ведь не правильно. Как я могу?
- Я не спрашивал вас, правильно это или нет. Я спросил только: любите или нет? – Филипп шагнул к нему.
- Я… - он закрыл глаза и потер лоб ладонью. - Я не знаю.
- Просто скажите, что у вас на сердце! – наступал на него герцог, - скажите! Без притворства, не уходя от ответа!
- Я не могу, - Джин отступил на пару шагов, но Месье все наседал. Сладкий запах бил в ноздри. Аканиши теперь мог видеть только расшитый камзол, разноцветные отблески драгоценных камней плясали перед глазами. Филипп был ниже его, но будто вдруг вырос до небес, а сам он наоборот сжался и уменьшился под его суровым взглядом.
- Не будьте трусом, господин посол!
- Хорошо! – Джин выпрямился и посмотрел ему в лицо. - Хорошо! Да! Я люблю его! Люблю! Вы это хотели услышать?
- Именно это, мой друг, - возвращаясь к свой ласковой манере, ответил герцог. Он отступил и, улыбнувшись, вернулся к созерцанию далекого Парижа.
- Скажите, друг мой, не стало ли вам легче?
- Ничуть, Ваша Светлость. Никогда прежде я не испытывал подобного к мужчине. И сейчас это скорее… - он помедлил, подыскивая слово, - смятение.
- Я уверен, это не только смятение. Там, - он указал на грудь Аканиши, - таятся гораздо большие страсти, чем вы можете себе представить.
- Вы правы. Я люблю его, но обида и гордость душат меня. Сомнения и смятение. Волнение. Страсть, томление плоти. Нежность и недоверие, - Джин вздохнул и продолжил, - Там так много всего, что выбрать что-то одно необычайно трудно. Практически невозможно.
- Я не буду советовать вам, господин посол, слушать свое сердце. Оно уже сказало свое слово. Оно выбрало того юношу. Вам остается только последовать за его выбором или забыть о своих чувствах, в угоду ненужной, навязанной морали и ложным ценностям. Подумайте, мой друг, что вам дороже. Вы можете сделать человека, которого любите, самым счастливым в мире, или вечно мучить обоих, но сохранить репутацию повелителя женских сердец.
Филипп замолчал, оценивающе глядя на него, а потом направился к двери в залу. На пороге он обернулся:
- Если выбор все же труден, то задайте себе вопрос: Вы сможете жить без него? Если вы отвергните его сейчас, то он, вероятно, больше никогда не придет к вам.
Герцог Орлеанский махнул ему на прощание и скрылся, оставив Аканиши наедине со своими мыслями, страстями и все в той же тягостной неопределенности. Ему хотелось, чтобы кто-то, пожалуй, умнее и смелее, решил все за него. Он просто не мог так сразу принять свои чувства к мужчине и изменить себе. За несколько лет при дворе Джин слишком привык к женскому вниманию. Но Филипп заставил его задуматься: так ли это важно.
Поль издалека наблюдал, как Казуко радостно смеется, танцуя с шевалье де Лореном. Пока фаворит принца с ней, Дюрану нечего бояться, ведь все знают, что де Лорен - женоненавистник и, как и Месье, подвержен «итальянской заразе». Хотя было похоже, что его ненависть не распространяется на мадам Аканиши. Полю показалось, что оба они были вполне довольны компанией друг друга.
Не смотря на это, он был спокоен. Спокоен до тех пор, пока Джин не подошел к ним и, вежливо перехватив инициативу, не закружил свою жену по залу. Несколько секунд ее лицо выражало тревогу и волнение, но Аканиши что-то шепнул ей, и она расслабленно улыбнулась. Волна дикой ревности поднялась внутри Поля, и он ощутил почти физическую боль. Желание прикоснуться к Казуко было невыносимым, а у него уже не осталось сил сдерживать себя. Это чувство перестало быть просто любовью - Полю хотелось всецело обладать ей. Ему хотелось мять эти красивые, розовые губы, покусывая, терзать их, пока они не покраснеют, едва ли ни до крови. Оставить следы на шее и груди, обдать жаром дыхания ключицы и почувствовать дрожь ее тела в своих объятиях. Дюран знал, что душу ее ему не получить, так пусть хотя бы тело подчинится его ласкам. Он бесконечно мог представлять, как Казуко сладко стонет и извивается под ним.
Он сжал кулаки и стал протискиваться через толпу – король прибыл. Аканиши поспешил представить молодую супругу монарху. Поль мог видеть, как она склонилась перед монархом в низком реверансе. Людовик с интересом разглядывал красавицу-иностранку. Рядом ним стояла королева, холодная чванливая католичка, которая так и не избавилась от своих испанских платьев, закрытых до самой шеи. Казуко на ее фоне казалась экзотической принцессой с какого-нибудь живописного портрета.
Кажется, король говорил что-то, но Дюран был поглощен разглядыванием предмета своей страсти. Сколько грации и изящества, находил он, в каждом жесте своей возлюбленной. И желание продолжало снедать все его естество. Все сильнее и сильнее с каждым мгновением, с каждой секундой, прожитой без прикосновения к телу Казуко.
В доме было тихо, и все давным-давно спали, но Джин и не ждал, что его будут встречать. Сразу после бала у герцога ему пришлось срочно уехать на несколько дней. Признаться, он был благодарен судьбе и королю за это внезапное поручение. Вдали от Парижа, вдали ото всех он, наконец, смог подумать о том, что его так волновало.
Он вернулся с решением. С решением твердым и окончательным.
Аканиши поднимался по центральной лестнице, когда в тишине помимо своих шагов он услышал еще и что-то похожее на слабые всхлипы или завывания. Он остановился и прислушался. Звук шел из покоев его жены. У Джина по спине пробежали мурашки, а ладони вспотели. Он постоял на площадке между этажами, а потом решительно зашагал налево, хотя его собственная спальня находилась в противоположном направлении. Он взбежал по неширокой лесенке и распахнул дверь.
Первое, что он увидел в комнате, залитой неясным, красноватым светом углей в камне, это Казуя. Тот сидел у окна, забравшись в кресле с ногами, и подвывал, тихо, на одной ноте. Джин метнулся к нему и присел на корточки, заглядывая тому в лицо. Казуя был бледен и, похоже, не заметил, что в комнате он теперь не один.
- Что случилось? – тихо спросил Аканиши. Казу перевел на него бессмысленный взгляд и не ответил, хотя и перестал скулить. Джин взял его за плечи и слегка встряхнул. Голова юноши мотнулась из стороны в сторону, но уже через несколько секунд взгляд стал более осмысленным.
- Что случилось, Казуя? – уже громче потребовал ответа посол.
- Джин, - слабо позвал Казу и коснулся его щеки. Аканиши почувствовал, что пальцы его странно мокрые и липкие. Джин отстранился и оглядел его, только сейчас замечая, что ночная рубашка Казуи спереди порвана и висит неряшливыми клочьями. Глаза Аканиши расширились, и он с трудом подавил вскрик: руки, грудь, часть подола рубашки Каменаши были испачканы чем-то темным. Темным и липким, чуть ощутимо пахнущим железом.
- Это твоя кровь?! Ты ранен? – он снова встряхнул Казую, но тот лишь молча указал куда-то в сторону камина.
Аканиши обернулся и судорожно вдохнул. И как он только не заметил раньше?
На полу, в темно-красной луже лежал человек, лицо которого было искажено предсмертной мукой, однако от этого не став менее узнаваемым. Безобразная, рваная рана на шее, чуть повыше левой ключицы была смертельной. На полу рядом валялись большие садовые ножницы.
к злому автору присоединяется рейтинг. Осторожно! Это у меня впервые
Глава 9. Затишье перед бурей.
Джин осторожно подошел к трупу, будто боясь, что тот может ожить. Он даже не стал слушать сердце: и так было ясно, что жизнь уже вытекла из него через некрасивую рваную рану на шее. Крови вокруг было так много, что Джина затошнило. Ему казалось, что море темной, густой жидкости окружает его, будто темно-алые волны уже накатывают на сапоги. Джин невольно сделал шаг назад.
Аканиши отвернулся, не в силах больше смотреть на того, кому еще недавно сам желал смерти.
- Казуя, - позвал он. Каменаши посмотрел на него затравленно и боязливо, словно ждал удара.
- Казуя, - повторил Джин, становясь перед ним на колени и заглядывая в лицо, - расскажи мне что произошло…
- Я… я… - заикаясь, начал Казу. Он глубоко вздохнул, собираясь с силами. После паузы голос его окреп, и он начал свой рассказ.
Казуя уже успел переодеться ко сну и внимательно разглядывал себя в большом зеркале, когда в дверь робко постучали.
- Войдите, - откликнулся он, чуть оборачиваясь.
- К вам гости, мадам, - появляясь на пороге, проговорила Минако.
- Да, я вижу, - ответил Казуя, увидев позади нее улыбающегося Поля, - Мина, ты можешь идти спать. Сегодня ты больше не понадобишься.
- Да, мадам,- она сделала книксен и вышла, прикрыв за собой дверь. Дюран уже прошел в комнату и
теперь беззастенчиво разглядывал Каменаши.
- Что вас сюда привело, месье? – холодно поинтересовался Казуя. Дюран, не переставая улыбаться, пристроил шляпу на ночной столик и опустился в кресло у камина.
- Откуда эта неприязнь, мадам?
Отсвет огня упал на безобразный шрам на лице художника, оставленный шпагой Джина. Каменаши слегка поморщился, разглядывая его. Красный порез на лбу и носу чуть пониже переносицы не задел глаз, но лицо Поля все равно выглядело зловеще. Алые и черные тени «порезали» его черты замысловатой мозаикой, делая похожим на жуткого демона.
- Симпатичным украшением наградил меня ваш супруг, не так ли? – не дождавшись ответа, спросил Дюран, проведя по отметине сверху вниз указательным пальцем.
- Шрамы украшают мужчин, - бросил Казуя, отворачиваясь к окну. Поль поднялся и неслышно подошел к нему. Каменаши слегка вздрогнул, когда он заговорил:
- Вы теперь даже не смотрите на меня. Я вам так противен?
- Дело не в этом, - Казуя на секунду прикрыл глаза. - Я не могу ответить на ваши чувства, вы же знаете это. А ваши поступки показали, что теперь просто друзьями мы быть не можем.
- Вдали от вас я лишь больше извожу себя! Я все больше думаю о вас!
- Я умоляю вас, уходите.
- Нет! – он рванул ткань с ее плеча и жарко поцеловал в шею. Казуя было отшатнулся прочь, но Поль крепко прижимал его к себе.
- Не трепыхайся, птичка, - сказал он так, что Каменаши похолодел, и по спине у него забегали мурашки.
- Что вы делаете? – Казуя уперся кулаками ему в грудь, но Поль и не думал отступать. Его лицо приобрело пренебрежительное выражение, он чуть прикрыл глаза и лениво произнес:
- Дело не в вас, дорогая. Вы просто орудие моей мести, всего лишь предлог. Жаль, не получилось соблазнить вас, насилие не входило в мои планы. Но, что же делать? Вы сами виноваты, что слишком упрямы и слишком… влюблены.
- Поль, - Каменаши был поражен произошедшей переменой, которой никак не ожидал от этого человека.
- Не бойся, пташка! – он слегка сжал горло Казу и прошептал, почти касаясь его губ своими губами. - Больно не будет. Ты ведь уже делала это с Джином… или нет?
Казуя молчал, все это время смотря ему в глаза, и только на секунду, именно в этот момент, отвел взгляд.
- Нет?- удивленно расхохотался Дюран. – Но ведь это просто прекрасно!
- Не трогай меня, ты жалкий… - сдавленно прошипел Каменаши, пытаясь вырваться.
- Не стоит портить впечатление дурными словами, мадам Аканиши, - сказал Поль почти ласково, - Вы такая красавица. Но такая холодная. И недоступная, как звезда. Почему Джин не захотел тебя? Может, твое тело покрывают отвратительные шрамы?
Он схватил Казую за ворот рубашки и одним движением разорвал ее от груди до пупка. Каменаши дернулся, старясь прикрыться остатками того, что было на нем. Рваные края никак не желали сходиться.
- Ооо, - выдохнул Дюран, его брови изумленно взлетели вверх, - мужчина? Интересно. Значит, Он был прав…
- Он? Кто? - Каменаши зло посмотрел на него исподлобья и метнулся в сторону, стараясь не поддаваться панике.
- Куда же ты, мальчик? – Поль тут же поймал его за руку и погладил по щеке. – Милый, славный мальчик...
- Я сказал: не тронь меня!
- Тише, мальчик, ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь вошел и увидел тебя в таком виде? - Дюран улыбнулся и схватил его за шею, не давая вырваться.
- Кто сказал тебе, что я мужчина? – сдавленно просипел Казуя.
- Мой господин сказал мне. Только Он говорит мне правду. Сначала я думал, ты другая, особенная. Все гадал, чем ты так покорила Джина. А оказалась, что вся загадка - это мужчина в женском платье. И, как и все - всего лишь лживая тварь!
Его пальцы сомкнулись на шее Каменаши. Тот захрипел и забрыкался. Он с силой лягнул Поля в колено, и тот на секунду отвлекся, ослабив хватку. Казуя воспользовался моментом и ударил его локтем в солнечное сплетение. Дюран, судорожно хватая ртом воздух, упал на ковер, юноша же, кашляя, попытался отползти, но паника пригвоздила его к полу. Легкие горели, будто опаленные огнем. Каждый вдох отдавался болью во всем теле.
- Не стоит бежать, все равно тебе никуда от меня не деться, - прошипел Поль, поднимаясь, и, пошатываясь, направился к нему. Казуя схватил с ночного столика, куда еще совсем недавно Дюран положил свою шляпу, садовые ножницы и просипел:
- Еще один шаг…
Поль расхохотался и схватил его за запястье.
- Попробуй! Ты не смо... - ножницы почти не встретили сопротивления, рассекая нежную кожу на шее, и Казуя услышал странный булькающий звук. Он выпустил оружие из ослабевших пальцев. Теплая кровь брызнул из раны ему на руки, лицо и грудь. Каменаши видел глаза Поля за мгновение до того, как тот упал: в них не было боли, только изумление. Казуя не замечал, как красная жидкость растекается лужей у его ног – безучастный к происходящему он лишь равнодушно наблюдал за алой струйкой, вытекающей изо рта уже мертвого Дюрана.
- Я убил его! Убил! – завывал Казуя, вновь начиная раскачиваться из стороны в сторону.
- Прекрати! - прикрикнул на него Джин, судорожно соображая, что же делать с телом. Каменаши затих, а потом посмотрел на него во все глаза.
- Ты никому не скажешь? Не отправишь меня на виселицу?
- Что? – Аканиши нахмурился. - Конечно нет!
- Но я убил его! Убил твоего друга! Джин! - Казуя вскочил со стула и вцепился ему в плечо. - Человек мертв!
- Не мешай мне думать, Казуя. К тому же, твои действия будут расцениваться как самозащита, - откликнулся Аканиши, даже не смотря на него, а оглядывая комнату в поисках чего-то. - Нам нужно избавиться от трупа. Хорошо бы его завернуть во что-нибудь… А потом - в Сену, его вынесет где-нибудь ниже по течению.
- Выбросим его? – Каменаши опасливо покосился на тело. - В реку? Он был твоим другом! Ты совсем ничего не чувствуешь?! Да что с тобой?!
- Казуя, ты верно все подметил – он БЫЛ, - Джин, положив руки ему на плечи, заглянул в глаза, - он был, а вот мы еще живы. И я совсем не хочу увидеть твою смерть. Ты знаешь, что бывает с убийцами? Их вешают на Гревской площади, вот что!
- Но ведь я не хотел, - Казуя не мог поверить своим ушам, - меня повесят? Нет, это неправда. Так не бывает. Это не справедливо!
- Я этого не допущу! – горячо воскликнул Джин, сжимая кулаки. Потом он отвернулся и чуть погодя негромко, как бы самому себе, произнес:
- Нам нужно сделать все быстро и тихо, - Аканиши, сдернув покрывало с кровати, накрыл им Поля. Ткань мгновенно пропиталась кровью.
- Принеси еще что-нибудь, - тяжело дыша, попросил Джин, заворачивая труп в покрывало. Казуя заметался по комнате и, подойдя к кровати, что есть силы дернул балдахин. После нескольких попыток он вернулся к Джину с куском тяжелой, плотной ткани темно-синего цвета. Спустя пару минут Каменаши оглядел то, что еще совсем недавно было человеком. А теперь это - всего лишь бесформенный куль, наскоро перевязанный бархатным шнуром. Казуе было больно на него смотреть. Осознание произошедшего еще не в полной мере настигло его. В голове было пусто, немного побаливали синяки, но глаза оставались сухими. Каменаши отвел взгляд и рассеянно посмотрел на свои руки. Они слегка подрагивали, как после тяжелой работы.
- Помоги мне, - тихо приказал Аканиши. Казуя поднял на него бессмысленный и немного безумный взгляд и прижал ладони к груди, будто собираясь перекреститься, но вдруг передумал.
- Как-то все это неправильно, - еле слышно сказал он, вздохнул и взялся за сверток. Джин тоже вздохнул.
- Ты не виноват.
Казуя закрыл лицо руками и потер глаза.
- Неправда, - он повернулся к Джину спиной. - Разве не будешь ты, каждый раз смотря на меня, вспоминать… все это? Разве осознание того, что я… убийца… не будет тяготить тебя? Однажды, я знаю, ты поймешь: я отвратителен.
Джин осторожно развернул его и притянул к себе за плечи, обнял и погладил по голове, успокаивая.
- Казуя, - шепнул он. - Не может такого быть. Просто не может.
- Кто-то вроде меня…
- Тише.
Казуя прижался к нему всем телом и уткнулся носом в грудь. От Джина так приятно пахло, будто чем-то родным. Слезы потекли у Каменаши из глаз, и он не пытался их остановить. Ни всхлипов, ни завываний, только две мокрые дорожки на щеках.
Было прохладно. Они вышли в сад, где еще, казалось, совсем недавно Джин прощался с баронессой де Лилль, а Казуя с ума сходил от ревности. Они остановились передохнуть. Было темно, как всегда бывает перед рассветом, когда луна уже зашла, а солнце еще не встало. Где-то вспорхнула и, как показалось Казу, с надрывом вскрикнула ночная птица.
- Я приведу лошадь. До реки далеко, но до рассвета, думаю, успеем вернуться, - устало и хрипло произнес Аканиши в пространство.
- Позволь мне, - Каменаши дрожал, но совсем не от холода. - Я не смогу остаться с ним наедине.
Он покосился на труп.
- Я подожду тебя здесь, - Джин присел на балюстраду, кутаясь в темный плотный плащ.
Еще некоторое время спустя бесформенный сверток был взвален на спину гнедого жеребца, и маленькая процессия двинулась в темноту парка.
Человек у дерева остался незамеченным. Он усмехнулся, провожая их взглядом, и поспешил к дому. У него были очень хорошие новости для его господина.
С первыми лучами солнца они вернулись домой. Казуя молча кивнул Аканиши и прошел в свои покои. Каменаши раздул угли в камине и подкинул дров, хотя было совсем не холодно. Он снял с себя темный плащ и рваную рубашку, от которой забыл избавиться; ему казалось, что вся одежда пропахла кровью, потом, речной тиной и смертью. Ему чудилось, что всё это липкими клочьями свисает с подола, цепляется за мебель, прилипает к рукам. Казуя, поморщившись от отвращения, смял вещи в ком и сунул в камин. В изнеможении опустившись в кресло, он долго-долго смотрел, как языки пламени облизывают и превращают в золу его одежду.
Каменаши кое-как влез в другую ночную рубашку и, повалившись на кровать, забылся долгим, беспокойным и тяжелым сном. Он метался в бреду и звал кого-то, его лихорадило. Рубашка промокла от пота, но Казуя кутался в одеяло, будто его бил озноб. Мина сидела на краю кровати и старалась хоть немного облегчить его страдания, обтирая прохладной тряпочкой покрытый испариной лоб.
К следующему утру недомогание сошло на нет, но Каменаши не вставал с постели. Иногда он через силу открывал глаза и еле слышно просил пить, а потом вновь проваливался в забытье. Еще через пару дней Казуя полностью пришел в себя, но выходить из комнаты все равно отказывался.
Его разум стремился защититься от страшных воспоминаний, и потому ночное убийство довольно быстро превратилось в набор мутных, искаженных эпизодов. Всё произошедшее он теперь видел, будто через зеленое бутылочное стекло.
Воспоминания стали обрывочными, похожими на давний сон, который он силился вспомнить, но в сознании всплывали только нечеткие, уродливые картинки.
Он четко вспомнил только странный, безумный огонек в глазах Поля и то, как он говорил про кого-то: «мой Господин». Казуя силился вспомнить хоть что-нибудь еще про этого загадочного «господина», но у него только разболелась голова. Одно было понятно точно: кто-то направлял Дюрана на его необдуманные дейтсвия, и этот кто-то так же знал, что Каменаши - мужчина. У Казуи было нехорошее предчувствие, что ему еще предстоит столкнуться с чужой волей, обращенной против него.
И собственное бессилие перед надвигавшейся бедой доводило Каменаши до исступления.
Слух Джина привлек слабый звон шпаг из бального зала, и он, не сдержав любопытства, заглянул внутрь. Каменаши сегодня пренебрег женским платьем и облачился в темные брюки и свободную белую рубашку. Заложив руку за спину, он стоял напротив учителя фехтования, который что-то ему объяснял. Аканиши прислонился к косяку и стал наблюдать, внутренне удивляясь, как раньше мог принимать его за девушку. Брови Казуи от усердия сошлись на переносице, когда он вслед за учителем повторил несколько раз движение кистью. Шпага легко и быстро сверкала в его руке, будто вычерчивая замысловатый рисунок.
Джин прошел в зал, привлекая к себе внимания нарочито громким шагами. Каменаши окинул его быстрым взглядом, отмечая, что одеты они почти одинаково, разве что брюки Аканиши были немного светлее его собственных.
- Господин посол, - почтительно поклонился учитель.
- Оставьте нас, - бросил Аканиши, не сводя глаз с Казуи. Когда мужчина вышел, Джин ленивым движением вынул шпагу и встал на позицию.
- Окажите мне честь, - улыбнулся он. Казуя учтиво склонил голову и тоже приготовился к бою.
Шпаги замелькали, то и дело со звоном сталкиваясь. Аканиши был более опытным и искусным фехтовальщиком, зато Казуя двигался быстро и проворно, казалось, он мог быть в двух местах одновременно. Его шпага несколько раз почти настигла Аканиши. Джин был уверен, что без труда сумеет победить, но бешеный ритм, который задавал Каменаши, быстро его измотал. Аканиши стремился поскорее закончить поединок. Быстрая атака, обманное движение, и шпага Казуи полетела в угол. Казу растерянно проследил за ее траекторией.
- Туше, - кончик шпаги уперся Каменаши в живот, а Джин радостно заулыбался, как маленький мальчик. Казуя посмотрел ему прямо в глаза, мысленно считая: «Раз, два, три…». На цифре «шесть» Аканиши отбросил оружие, на цифре «семь» - подскочил к нему и прижал к себе, а на «восемь» – поцеловал.
Легкий поцелуй, длившийся всего пару секунд.
- Так нечестно. С тобой невозможно бороться, - выдохнул Джин. - Я слишком люблю тебя. Я больше не могу противиться. Совсем не могу. Я люблю тебя. Я люблю. Я с ума по тебе схожу.
Каменаши рассмеялся.
Следующий поцелуй был долгим. Мягко лаская, язык Джина раздвинул чужые губы и проник внутрь рта. Казуя на секунду оробел, но ответил на поцелуй. Дыхание их стало тяжелым и прерывистым. Хотелось теснее припасть друг к другу, раствориться друг в друге. Ладони Джина обнимали затылок Каменаши, ненавязчиво контролируя поцелуй. Он и не заметил, как ловкие пальцы Казуи коснулись завязок на его рубашке, а потому вздрогнул, когда прохладные ладони легли на его обнаженную грудь. Они торопились куда-то и, не прерывая легких, стремительных поцелуев, срывали одежду друг с друга. Казуя издал легкий полустон, когда Джин уложил его прямо на пол, и холодный камень коснулся кожи. Аканиши поцеловал его в шею под ухом и прошептал:
- Мне страшно. Я слишком давно…
- Я тоже. Просто не торопись, хорошо? – Каменаши провел рукой по его щеке, шее, груди. Медленно, оставляя пылающие следы на коже, Джин целовал и целовал его. Одна рука Аканиши нырнула Казу под спину, тот выгнулся навстречу его прикосновениям. Губы почти невесомо дотронулись до ложбинки между ключиц, потом опустились ниже и коснулись груди и сосков, язык очертил кружок вокруг пупка. Джин провел ладонью по внутренней стороне бедра Казуи, облизал два пальца и осторожно надавил на тугое колечко мышц. Он, не торопясь и давая любимому привыкнуть, сделал несколько мягких, плавных выпадов. Аканиши вновь вернулся к его губам, целуя неспешно, тягуче, ловя каждый мельчайший стон и вздох. Пальцы Каменаши впивались в его плечи, он беспорядочно водил ладонями по его спине, царапая ее. Тело Казуи изнывало от желания, почти достигшего пика, напряжение требовало разрядки.
- Не заставляй меня умолять… - выдохнул Каменаши. Аканиши улыбнулся и чуть прикусил его нижнюю губу. Он медленно вошел в него, немного помогая себе рукой. Глаза Казу широко распахнулись, и он судорожно вдохнул через рот. Но через пару секунд дыхание его выровнялось, стало неглубоким и быстрым. Ладонь Джина легла на его член, пальцы стали плавно массировать возбужденную плоть. Казуя не мог больше сдерживать стонов. Он так долго ждал, чтобы, наконец, всей кожей ощутить любовь этого человека. Соединяясь с ним не только душой, но и телом, Каменаши чувствовал, что становится по-настоящему счастливым. Ему хотелось, чтобы миг их единения никогда не кончался. Пусть недолго, но они были одним целым.
Всего через несколько минут Каменаши вскрикнул чуть сильнее, чем раньше, напряжение резко ушло, и он кончил. Еще несколько секунд – и уже Джин присоединился к нему: он обессилено повалился рядом с Казуей, продолжая обнимать своего любовника.
- Как это у нас получилось? – все еще тяжело дыша, улыбнулся он.
- А разве у нас могло не получиться? – удивился Каменаши, легко кусая его в плечо. Аканиши посмотрел на него долгим внимательным взглядом, и, не удержавшись, рассмеялся и вновь поцеловал.
Душный август подходил к концу, близился день сбора урожая. Казуя, окруженный нежной заботой Джина, почти позабыл свои печали. Аканиши старался быть с ним едва ли не каждую секунду, предупреждая любые его попытки вновь обвинять себя в случившемся.
Долгие разговоры у камина перетекали в неторопливые пешие и конные прогулки. Каменаши не верил своему счастью. Ему все время хотелось прикасаться к Джину, словно бы для того, чтобы убедиться в его материальности. Объятые тайным пожаром любви, сокрытым от всех, они наслаждались днями своего счастья. Будто опасаясь, что счастье это может уйти, утечь сквозь пальцы по капле, они старались вдоволь напиться им, пока была возможность. Казалось, вдруг выросшие сильные крылья несли их вперед и вверх к безграничному блаженству, о котором другие не могу даже мечтать.
Звонкий смех разносился по дому днем, а ночью, когда не было уже надобности в словах, вздохи и томные стоны наполняли спальню Джина. Казуя решительно отказывался спать в своей постели, говоря, что в одиночестве ему ужасно холодно.
Впервые в жизни Казу казалось, что счастье и правда может быть вечным.
Так продолжалось до одного утра, когда Каменаши стоял у парадного входа, ожидая возвращения Джина из поездки в Люксембургский дворец и всматриваясь в пустынную даль. Вдруг у самых ворот показался всадник. Он быстро приближался, поднимая вокруг себя вихрь сухой, желтоватой пыли. Казуя спустился на несколько ступенек ему навстречу. Верховой резко затормозил у подъезда, ловко соскочил с лошади и, взбежав по лестнице, поклонился и спросил:
- Где я могу найти мадам Аканиши? У меня письмо для нее, - Казуя улыбнулся, решив, что Джину придется задержаться, и он хочет его предупредить, вот и прислал одного из придворных лакеев.
- Это для меня, - он принял из рук посланца письмо и, сунув ему в руку серебряный су, стал подниматься вверх. Каменаши остановился посреди холла и быстро распечатал конверт, подивившись незнакомой печати. Казуя быстро пробежал глазами текст и вмиг смертельно побледнел. Письмо выпало из ослабевших пальцев и спланировало на пол. А у Казу перед глазами все стояли строчки написанные косым, каллиграфическим почерком.
«… Филибер Вено, генеральный прокурор королевского суда обвиняет мессира посла Японии Аканиши Джина в убийстве графа Поля де Дюрана… труп выловлен из реки… опознание…
… арест произведен 30 августа 1669 года…
… с уважением… на все божья воля…»
Бета: umi~kuraki
Название: Look at me
Персонажи: Каменаши Казуя, Аканиши Джин
Рейтинг: PG-13 - R
Жанр: AU
Дисклеймер:
Все ситуации вымышленные, все имена придуманные,
все названия условные, все совпадения случайные,
все фотографии поддельные, все тексты созданы генератором случайных слов.
Примечание: в тот пост уже не влезает))
Предупреждение: в данной и следующей главе - злой автор но не бейте меня за это сильно
Глава 8 все странно
Джин лежал на кровати в своих покоях и бесцельно смотрел в потолок. Он провел взаперти почти неделю: к этому времени в голове было пусто и холодно, как ночью в пустыне. Первые пару дней были крики, эмоции, потом мысли, а сейчас не осталось ничего. Апатия опустилась на него, как быстрые зимние сумерки, и показалось, что весь мир вокруг запорошен белым, липким снегом, да так, что вокруг и не разглядишь ничего.
При их первом поцелую ему мнилось, что он взмыл к облакам. А потом Аканиши узнал древнюю, как мир, истину - что солнце опаляет крылья, что любовь приносит горя столько же, сколько и счастья. Джину виделось, что все страданья и радости, рассчитанные на годы, он выпил махом за один вечер. Сладкий яд опалил горло и выжег все внутри.
Иногда он слышал, как Казуя приходит, стучит в дверь и просит его впустить, но Аканиши не хотелось никого видеть.
Для Джина это чувство любви было в новинку, и жестокий обман больно ранил сердце, которое раньше ничто не могло потревожить. Душа раскрылась, как оказалось, не для любви, не для радости, а для того, чтобы жестокий, бесчувственный и расчетливый, как думал Аканиши, юноша мог ворваться и растоптать нежные ростки первых чувств.
Душа его была в руинах. Или ему это только казалось. Джин испытывал странно наслаждение, лелея и пестуя свою горечь. Долгие дни и ночи бродил он в темном мире своего отчаяния.
К концу недели тело Аканиши было почти столь же истерзано и истощено, как разум и сердце. Он не ел, почти не спал. Хотя иногда природа брала свое, и он проваливался в короткое мутное забытье, где тоже не находил себе покоя. Джин редко вставал с постели в течение дня, но каждое утро на рассвете, как и прежде, Аканиши выходил на балкон. Сердце его было изранено, но, сколько бы он не старался избавиться от своей любви, нежность все равно рвалась наружу, стоило Джину увидеть Казую.
А Казуя все так же по утрам собирал цветы в саду. Он срезал их большими садовыми ножницами и мурлыкал что-то себе под нос, и песни его были печальны. Ножницы то и дело соскальзывали и ранили тонкую белую кожу. Аканиши с боль представлял ладони, истерзанные множеством крошечных порезов. Ладони, к которым он отчаянно желал прикоснуться.
Казуя вошел в его покои через маленькую дверь, соединявшую спальни супругов. Раньше он ей не пользовался, но сейчас обстоятельства казались уже чрезвычайными.
Его поразила и испугала перемена во внешнем виде Аканиши. Он похудел, лицо его осунулось и посерело, щеки впали, а скулы наоборот заострились, волосы грязными нечесаными лохмами торчали в разные стороны. Казу замер, разглядывая его и не решаясь приблизиться.
- Месье, - нерешительно позвал он. Джин открыл глаза и посмотрел на него устало и немного раздраженно.
- Пришли еще раз шокировать меня или, может, просто еще раз надавить на больное? – он, морщась, полусел в кровати, опираясь на спинку. Казуя на миг прикрыл глаза и не ответил на выпад.
- Вот, - Аканиши только сейчас заметил у него в руках небольшой, чуть мятый конверт. - Герцог Орлеанский прислал приглашение на ежегодный прием в Сен-Клу.
Джин не проявил к этому ни малейшего интереса, лишь внимательно оглядел Казую, будто пытаясь отыскать в нем что-то новое. Казу помедлил, все еще надеясь на ответ, а потом продолжил:
- Король будет там. Он требовал вашего присутствия.
- Когда?
- Завтра. Приглашение пришло давно, а записка от короля - вчера утром, - как бы оправдываясь, ответил Казуя.
- Хорошо, - слабо отозвался Джин, пытаясь кивнуть, но его голова безвольно мотнулась в сторону.
- Месье, - Казу добавил в голос просительных ноток, - вам надо поесть и привести себя в порядок. Вы ведь не хотите предстать перед королем в таком виде?
- Каком «таком», мадам? – Аканиши нахмурился. Юноша молча протянул ему крохотное зеркальце. Джин поморщился и попытался разгладить упрямую морщинку между бровями, которая появилась совсем недавно.
- Мне пора, месье. Лакей скоро придет, чтобы помочь вам, - Казуя направился к маленькой двери, откуда пришел, но на пороге обернулся:
- Господин, я умоляю, зовите меня по имени. Я не могу больше слышать это обращение.
Аканиши удивленно вскинул брови.
- Не зовите меня «мадам». Только не вы! Пожалуйста! О большем я не прошу.
Он вышел из комнаты.
Времени шить наряды совсем не было, но свет все равно еще не видел большинство платьев, сшитых для прекрасной мадам Аканиши, поэтому Казую не особенно заботило, что Мина выберет для него.
Немного раньше полуночи карета посла подъехала к главному входу замка. Лакей открыл дверь, Джин первым выбрался из кареты и, как того требовал этикет, подал руку своей жене, но при этом старался даже не смотреть на нее. На Казуе было платье из парчи изумрудного цвета, расшитое золотыми птицами и украшенное множеством крупных жемчужин и изумрудов.
Когда объявили об их прибытии, многие из гостей обернулись, по бальной зале пробежал легкий шепоток: мадам Аканиши была редкой гостьей в свете.
Джин, как только того позволили приличия, тут же поспешил покинуть супругу. Казуя остался стоять в одиночестве, рассеянно и немного испуганно разглядывая незнакомых людей.
- Добрый вечер, мадам, - Филипп Орлеанский возник из толпы, будто по волшебству. Он был похож на райскую птицу в своем броском, многоцветном наряде.
- Добрый вечер, Ваша Светлость, - Казуя улыбнулся и присел в легком реверансе. Герцог предложил ему руку, и Казу с облегчением ее принял.
- Ваш муж необычайно холоден сегодня, мадам. Могу я спросить, что случилось?
- Ваша светлость, - Казуя опустил взгляд и остановился. - Я… Я решился. Я рассказал ему о себе.
- О, мадам! – воскликнул Филипп и, оглянувшись, уже гораздо тише добавил. - Как я вижу, это не та реакция, которой бы вам хотелось.
- Он даже не смотрит на меня! – Казу вцепился в его рукав. - Я не знаю, что мне делать Ваша Светлость.
- Расскажите, что же случилось между вами? - мягко попросил Филипп. Со дня знакомства они встречались всего несколько раз, но по какой-то неизвестной причине Казу быстро проникся доверием к своему старшему другу. Вероятно, потому, что от него ему ничего не приходилось скрывать. Он мог рассказать герцогу все, что чувствовал, не боясь быть не понятым или осмеянным. И теперь Казуя покусал губу и начал медленно, чтобы ничего не упустить, рассказывать.
Он жарким шепотом поведал всё о том, что произошло той темной грозовой ночью.
- После этого он заперся в своих покоях и никого не желал видеть. Только личное распоряжение короля смогло заставить его приехать сюда сегодня.
- Что же вы чувствуете теперь, мадам? Ваши чувства к нему все так же неизменны?
- Мои чувства? Мои чувства… сильнее, чем когда-либо прежде. Его холодность и отстраненность ранят меня, но я не в силах отказаться от своей любви.
Филипп остановился и взял его руки в свои - ладони Казу слегка подрагивали.
- Вы позволите мне помочь вам, мадам?
- Что вы можете сделать, Месье? – Казуя поднял не него свои большие, почти черные глаза, и герцог прочел в них зарождающуюся, еще очень слабую, но надежду. Он наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
- Я попытаюсь поговорить с ним, вот и все, - он сделал странный жест куда-то в сторону, и вскоре к ним подошел симпатичный высокий мужчина. Каштановые волосы переливались в свете сотен свечей, светлые глаза смотрели с вежливым равнодушием.
- Мадам, это шевалье де Лорен, - представил Филипп своего фаворита. - Лорен, развлеките мадам Аканиши, пока меня не будет.
Шевалье поклонился, и Казуя был передан «с рук на руки» от своего покровителя его доверенному лицу.
Аканиши обернулся, когда кто-то осторожно тронул его за локоть. Мальчик в сиреневом берете и пажеском костюмчике такого же цвета поманил его за собой. Вслед за ним Джин вышел из зала на балкон.
- Спасибо, Мишель. Можешь идти, - сказал Филипп, не оборачиваясь, и обратился к Джину. - Чудесная ночь, господин посол, не так ли?
Ночной ветер трепал его темные завитые волосы, донося до Аканиши запах сладких духов и пудры. Откуда-то из парка, утопавшего в темноте, доносился шум воды – десять прекрасных фонтанов не прекращали работать даже ночью.
- Да, ночь хороша, - неловко согласился Аканиши, останавливаясь рядом с герцогом. - Простите мне, Ваша Светлость, но зачем вы хотели меня видеть?
- Ваша жена… - начал Филипп, еще не совсем представляя, что хочет сказать.
- Вы с ней знакомы? - несколько насторожился Аканиши.
- Да, она прекрасная девушка… вернее, - он понизил голос, - прекрасный юноша.
Джин отшатнулся, его глаза испуганно распахнулись - такого он не ожидал, даже представить не мог.
- Вы знаете? Он сказал вам?
- Нет, ваша супруга хорошо хранит свой секрет. Но у меня хорошее чутье. Никто кроме вас и меня даже не догадывается об этом маленьком недоразумении.
- Что вам нужно? – Джин гневно нахмурил брови, приготовившись защищаться.
- О, не нужно, - Филипп улыбнулся, переходя на покровительственный тон, который совсем не понравился Аканиши, - я всего лишь хочу дать вам дружеский совет.
- Что за совет, Месье?
- Не стоит противиться чувствам, скрытым в вас. Известно давно - страсть и глупость в любви идут бок о бок друг с другом, а вы, мой дорогой, сейчас слишком отдалились от первой и непростительно близко подошли ко второй.
- Я не понимаю…
- Этот юноша, он любит вас. И, как я понял из его рассказа, вы тоже питаете к нему некие чувства. Вы любите его?
Джин болезненно поморщился, в глазах застыли непонимание и горечь:
- Это ведь не правильно. Как я могу?
- Я не спрашивал вас, правильно это или нет. Я спросил только: любите или нет? – Филипп шагнул к нему.
- Я… - он закрыл глаза и потер лоб ладонью. - Я не знаю.
- Просто скажите, что у вас на сердце! – наступал на него герцог, - скажите! Без притворства, не уходя от ответа!
- Я не могу, - Джин отступил на пару шагов, но Месье все наседал. Сладкий запах бил в ноздри. Аканиши теперь мог видеть только расшитый камзол, разноцветные отблески драгоценных камней плясали перед глазами. Филипп был ниже его, но будто вдруг вырос до небес, а сам он наоборот сжался и уменьшился под его суровым взглядом.
- Не будьте трусом, господин посол!
- Хорошо! – Джин выпрямился и посмотрел ему в лицо. - Хорошо! Да! Я люблю его! Люблю! Вы это хотели услышать?
- Именно это, мой друг, - возвращаясь к свой ласковой манере, ответил герцог. Он отступил и, улыбнувшись, вернулся к созерцанию далекого Парижа.
- Скажите, друг мой, не стало ли вам легче?
- Ничуть, Ваша Светлость. Никогда прежде я не испытывал подобного к мужчине. И сейчас это скорее… - он помедлил, подыскивая слово, - смятение.
- Я уверен, это не только смятение. Там, - он указал на грудь Аканиши, - таятся гораздо большие страсти, чем вы можете себе представить.
- Вы правы. Я люблю его, но обида и гордость душат меня. Сомнения и смятение. Волнение. Страсть, томление плоти. Нежность и недоверие, - Джин вздохнул и продолжил, - Там так много всего, что выбрать что-то одно необычайно трудно. Практически невозможно.
- Я не буду советовать вам, господин посол, слушать свое сердце. Оно уже сказало свое слово. Оно выбрало того юношу. Вам остается только последовать за его выбором или забыть о своих чувствах, в угоду ненужной, навязанной морали и ложным ценностям. Подумайте, мой друг, что вам дороже. Вы можете сделать человека, которого любите, самым счастливым в мире, или вечно мучить обоих, но сохранить репутацию повелителя женских сердец.
Филипп замолчал, оценивающе глядя на него, а потом направился к двери в залу. На пороге он обернулся:
- Если выбор все же труден, то задайте себе вопрос: Вы сможете жить без него? Если вы отвергните его сейчас, то он, вероятно, больше никогда не придет к вам.
Герцог Орлеанский махнул ему на прощание и скрылся, оставив Аканиши наедине со своими мыслями, страстями и все в той же тягостной неопределенности. Ему хотелось, чтобы кто-то, пожалуй, умнее и смелее, решил все за него. Он просто не мог так сразу принять свои чувства к мужчине и изменить себе. За несколько лет при дворе Джин слишком привык к женскому вниманию. Но Филипп заставил его задуматься: так ли это важно.
Поль издалека наблюдал, как Казуко радостно смеется, танцуя с шевалье де Лореном. Пока фаворит принца с ней, Дюрану нечего бояться, ведь все знают, что де Лорен - женоненавистник и, как и Месье, подвержен «итальянской заразе». Хотя было похоже, что его ненависть не распространяется на мадам Аканиши. Полю показалось, что оба они были вполне довольны компанией друг друга.
Не смотря на это, он был спокоен. Спокоен до тех пор, пока Джин не подошел к ним и, вежливо перехватив инициативу, не закружил свою жену по залу. Несколько секунд ее лицо выражало тревогу и волнение, но Аканиши что-то шепнул ей, и она расслабленно улыбнулась. Волна дикой ревности поднялась внутри Поля, и он ощутил почти физическую боль. Желание прикоснуться к Казуко было невыносимым, а у него уже не осталось сил сдерживать себя. Это чувство перестало быть просто любовью - Полю хотелось всецело обладать ей. Ему хотелось мять эти красивые, розовые губы, покусывая, терзать их, пока они не покраснеют, едва ли ни до крови. Оставить следы на шее и груди, обдать жаром дыхания ключицы и почувствовать дрожь ее тела в своих объятиях. Дюран знал, что душу ее ему не получить, так пусть хотя бы тело подчинится его ласкам. Он бесконечно мог представлять, как Казуко сладко стонет и извивается под ним.
Он сжал кулаки и стал протискиваться через толпу – король прибыл. Аканиши поспешил представить молодую супругу монарху. Поль мог видеть, как она склонилась перед монархом в низком реверансе. Людовик с интересом разглядывал красавицу-иностранку. Рядом ним стояла королева, холодная чванливая католичка, которая так и не избавилась от своих испанских платьев, закрытых до самой шеи. Казуко на ее фоне казалась экзотической принцессой с какого-нибудь живописного портрета.
Кажется, король говорил что-то, но Дюран был поглощен разглядыванием предмета своей страсти. Сколько грации и изящества, находил он, в каждом жесте своей возлюбленной. И желание продолжало снедать все его естество. Все сильнее и сильнее с каждым мгновением, с каждой секундой, прожитой без прикосновения к телу Казуко.
В доме было тихо, и все давным-давно спали, но Джин и не ждал, что его будут встречать. Сразу после бала у герцога ему пришлось срочно уехать на несколько дней. Признаться, он был благодарен судьбе и королю за это внезапное поручение. Вдали от Парижа, вдали ото всех он, наконец, смог подумать о том, что его так волновало.
Он вернулся с решением. С решением твердым и окончательным.
Аканиши поднимался по центральной лестнице, когда в тишине помимо своих шагов он услышал еще и что-то похожее на слабые всхлипы или завывания. Он остановился и прислушался. Звук шел из покоев его жены. У Джина по спине пробежали мурашки, а ладони вспотели. Он постоял на площадке между этажами, а потом решительно зашагал налево, хотя его собственная спальня находилась в противоположном направлении. Он взбежал по неширокой лесенке и распахнул дверь.
Первое, что он увидел в комнате, залитой неясным, красноватым светом углей в камне, это Казуя. Тот сидел у окна, забравшись в кресле с ногами, и подвывал, тихо, на одной ноте. Джин метнулся к нему и присел на корточки, заглядывая тому в лицо. Казуя был бледен и, похоже, не заметил, что в комнате он теперь не один.
- Что случилось? – тихо спросил Аканиши. Казу перевел на него бессмысленный взгляд и не ответил, хотя и перестал скулить. Джин взял его за плечи и слегка встряхнул. Голова юноши мотнулась из стороны в сторону, но уже через несколько секунд взгляд стал более осмысленным.
- Что случилось, Казуя? – уже громче потребовал ответа посол.
- Джин, - слабо позвал Казу и коснулся его щеки. Аканиши почувствовал, что пальцы его странно мокрые и липкие. Джин отстранился и оглядел его, только сейчас замечая, что ночная рубашка Казуи спереди порвана и висит неряшливыми клочьями. Глаза Аканиши расширились, и он с трудом подавил вскрик: руки, грудь, часть подола рубашки Каменаши были испачканы чем-то темным. Темным и липким, чуть ощутимо пахнущим железом.
- Это твоя кровь?! Ты ранен? – он снова встряхнул Казую, но тот лишь молча указал куда-то в сторону камина.
Аканиши обернулся и судорожно вдохнул. И как он только не заметил раньше?
На полу, в темно-красной луже лежал человек, лицо которого было искажено предсмертной мукой, однако от этого не став менее узнаваемым. Безобразная, рваная рана на шее, чуть повыше левой ключицы была смертельной. На полу рядом валялись большие садовые ножницы.
к злому автору присоединяется рейтинг. Осторожно! Это у меня впервые
Глава 9. Затишье перед бурей.
Джин осторожно подошел к трупу, будто боясь, что тот может ожить. Он даже не стал слушать сердце: и так было ясно, что жизнь уже вытекла из него через некрасивую рваную рану на шее. Крови вокруг было так много, что Джина затошнило. Ему казалось, что море темной, густой жидкости окружает его, будто темно-алые волны уже накатывают на сапоги. Джин невольно сделал шаг назад.
Аканиши отвернулся, не в силах больше смотреть на того, кому еще недавно сам желал смерти.
- Казуя, - позвал он. Каменаши посмотрел на него затравленно и боязливо, словно ждал удара.
- Казуя, - повторил Джин, становясь перед ним на колени и заглядывая в лицо, - расскажи мне что произошло…
- Я… я… - заикаясь, начал Казу. Он глубоко вздохнул, собираясь с силами. После паузы голос его окреп, и он начал свой рассказ.
Казуя уже успел переодеться ко сну и внимательно разглядывал себя в большом зеркале, когда в дверь робко постучали.
- Войдите, - откликнулся он, чуть оборачиваясь.
- К вам гости, мадам, - появляясь на пороге, проговорила Минако.
- Да, я вижу, - ответил Казуя, увидев позади нее улыбающегося Поля, - Мина, ты можешь идти спать. Сегодня ты больше не понадобишься.
- Да, мадам,- она сделала книксен и вышла, прикрыв за собой дверь. Дюран уже прошел в комнату и
теперь беззастенчиво разглядывал Каменаши.
- Что вас сюда привело, месье? – холодно поинтересовался Казуя. Дюран, не переставая улыбаться, пристроил шляпу на ночной столик и опустился в кресло у камина.
- Откуда эта неприязнь, мадам?
Отсвет огня упал на безобразный шрам на лице художника, оставленный шпагой Джина. Каменаши слегка поморщился, разглядывая его. Красный порез на лбу и носу чуть пониже переносицы не задел глаз, но лицо Поля все равно выглядело зловеще. Алые и черные тени «порезали» его черты замысловатой мозаикой, делая похожим на жуткого демона.
- Симпатичным украшением наградил меня ваш супруг, не так ли? – не дождавшись ответа, спросил Дюран, проведя по отметине сверху вниз указательным пальцем.
- Шрамы украшают мужчин, - бросил Казуя, отворачиваясь к окну. Поль поднялся и неслышно подошел к нему. Каменаши слегка вздрогнул, когда он заговорил:
- Вы теперь даже не смотрите на меня. Я вам так противен?
- Дело не в этом, - Казуя на секунду прикрыл глаза. - Я не могу ответить на ваши чувства, вы же знаете это. А ваши поступки показали, что теперь просто друзьями мы быть не можем.
- Вдали от вас я лишь больше извожу себя! Я все больше думаю о вас!
- Я умоляю вас, уходите.
- Нет! – он рванул ткань с ее плеча и жарко поцеловал в шею. Казуя было отшатнулся прочь, но Поль крепко прижимал его к себе.
- Не трепыхайся, птичка, - сказал он так, что Каменаши похолодел, и по спине у него забегали мурашки.
- Что вы делаете? – Казуя уперся кулаками ему в грудь, но Поль и не думал отступать. Его лицо приобрело пренебрежительное выражение, он чуть прикрыл глаза и лениво произнес:
- Дело не в вас, дорогая. Вы просто орудие моей мести, всего лишь предлог. Жаль, не получилось соблазнить вас, насилие не входило в мои планы. Но, что же делать? Вы сами виноваты, что слишком упрямы и слишком… влюблены.
- Поль, - Каменаши был поражен произошедшей переменой, которой никак не ожидал от этого человека.
- Не бойся, пташка! – он слегка сжал горло Казу и прошептал, почти касаясь его губ своими губами. - Больно не будет. Ты ведь уже делала это с Джином… или нет?
Казуя молчал, все это время смотря ему в глаза, и только на секунду, именно в этот момент, отвел взгляд.
- Нет?- удивленно расхохотался Дюран. – Но ведь это просто прекрасно!
- Не трогай меня, ты жалкий… - сдавленно прошипел Каменаши, пытаясь вырваться.
- Не стоит портить впечатление дурными словами, мадам Аканиши, - сказал Поль почти ласково, - Вы такая красавица. Но такая холодная. И недоступная, как звезда. Почему Джин не захотел тебя? Может, твое тело покрывают отвратительные шрамы?
Он схватил Казую за ворот рубашки и одним движением разорвал ее от груди до пупка. Каменаши дернулся, старясь прикрыться остатками того, что было на нем. Рваные края никак не желали сходиться.
- Ооо, - выдохнул Дюран, его брови изумленно взлетели вверх, - мужчина? Интересно. Значит, Он был прав…
- Он? Кто? - Каменаши зло посмотрел на него исподлобья и метнулся в сторону, стараясь не поддаваться панике.
- Куда же ты, мальчик? – Поль тут же поймал его за руку и погладил по щеке. – Милый, славный мальчик...
- Я сказал: не тронь меня!
- Тише, мальчик, ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь вошел и увидел тебя в таком виде? - Дюран улыбнулся и схватил его за шею, не давая вырваться.
- Кто сказал тебе, что я мужчина? – сдавленно просипел Казуя.
- Мой господин сказал мне. Только Он говорит мне правду. Сначала я думал, ты другая, особенная. Все гадал, чем ты так покорила Джина. А оказалась, что вся загадка - это мужчина в женском платье. И, как и все - всего лишь лживая тварь!
Его пальцы сомкнулись на шее Каменаши. Тот захрипел и забрыкался. Он с силой лягнул Поля в колено, и тот на секунду отвлекся, ослабив хватку. Казуя воспользовался моментом и ударил его локтем в солнечное сплетение. Дюран, судорожно хватая ртом воздух, упал на ковер, юноша же, кашляя, попытался отползти, но паника пригвоздила его к полу. Легкие горели, будто опаленные огнем. Каждый вдох отдавался болью во всем теле.
- Не стоит бежать, все равно тебе никуда от меня не деться, - прошипел Поль, поднимаясь, и, пошатываясь, направился к нему. Казуя схватил с ночного столика, куда еще совсем недавно Дюран положил свою шляпу, садовые ножницы и просипел:
- Еще один шаг…
Поль расхохотался и схватил его за запястье.
- Попробуй! Ты не смо... - ножницы почти не встретили сопротивления, рассекая нежную кожу на шее, и Казуя услышал странный булькающий звук. Он выпустил оружие из ослабевших пальцев. Теплая кровь брызнул из раны ему на руки, лицо и грудь. Каменаши видел глаза Поля за мгновение до того, как тот упал: в них не было боли, только изумление. Казуя не замечал, как красная жидкость растекается лужей у его ног – безучастный к происходящему он лишь равнодушно наблюдал за алой струйкой, вытекающей изо рта уже мертвого Дюрана.
- Я убил его! Убил! – завывал Казуя, вновь начиная раскачиваться из стороны в сторону.
- Прекрати! - прикрикнул на него Джин, судорожно соображая, что же делать с телом. Каменаши затих, а потом посмотрел на него во все глаза.
- Ты никому не скажешь? Не отправишь меня на виселицу?
- Что? – Аканиши нахмурился. - Конечно нет!
- Но я убил его! Убил твоего друга! Джин! - Казуя вскочил со стула и вцепился ему в плечо. - Человек мертв!
- Не мешай мне думать, Казуя. К тому же, твои действия будут расцениваться как самозащита, - откликнулся Аканиши, даже не смотря на него, а оглядывая комнату в поисках чего-то. - Нам нужно избавиться от трупа. Хорошо бы его завернуть во что-нибудь… А потом - в Сену, его вынесет где-нибудь ниже по течению.
- Выбросим его? – Каменаши опасливо покосился на тело. - В реку? Он был твоим другом! Ты совсем ничего не чувствуешь?! Да что с тобой?!
- Казуя, ты верно все подметил – он БЫЛ, - Джин, положив руки ему на плечи, заглянул в глаза, - он был, а вот мы еще живы. И я совсем не хочу увидеть твою смерть. Ты знаешь, что бывает с убийцами? Их вешают на Гревской площади, вот что!
- Но ведь я не хотел, - Казуя не мог поверить своим ушам, - меня повесят? Нет, это неправда. Так не бывает. Это не справедливо!
- Я этого не допущу! – горячо воскликнул Джин, сжимая кулаки. Потом он отвернулся и чуть погодя негромко, как бы самому себе, произнес:
- Нам нужно сделать все быстро и тихо, - Аканиши, сдернув покрывало с кровати, накрыл им Поля. Ткань мгновенно пропиталась кровью.
- Принеси еще что-нибудь, - тяжело дыша, попросил Джин, заворачивая труп в покрывало. Казуя заметался по комнате и, подойдя к кровати, что есть силы дернул балдахин. После нескольких попыток он вернулся к Джину с куском тяжелой, плотной ткани темно-синего цвета. Спустя пару минут Каменаши оглядел то, что еще совсем недавно было человеком. А теперь это - всего лишь бесформенный куль, наскоро перевязанный бархатным шнуром. Казуе было больно на него смотреть. Осознание произошедшего еще не в полной мере настигло его. В голове было пусто, немного побаливали синяки, но глаза оставались сухими. Каменаши отвел взгляд и рассеянно посмотрел на свои руки. Они слегка подрагивали, как после тяжелой работы.
- Помоги мне, - тихо приказал Аканиши. Казуя поднял на него бессмысленный и немного безумный взгляд и прижал ладони к груди, будто собираясь перекреститься, но вдруг передумал.
- Как-то все это неправильно, - еле слышно сказал он, вздохнул и взялся за сверток. Джин тоже вздохнул.
- Ты не виноват.
Казуя закрыл лицо руками и потер глаза.
- Неправда, - он повернулся к Джину спиной. - Разве не будешь ты, каждый раз смотря на меня, вспоминать… все это? Разве осознание того, что я… убийца… не будет тяготить тебя? Однажды, я знаю, ты поймешь: я отвратителен.
Джин осторожно развернул его и притянул к себе за плечи, обнял и погладил по голове, успокаивая.
- Казуя, - шепнул он. - Не может такого быть. Просто не может.
- Кто-то вроде меня…
- Тише.
Казуя прижался к нему всем телом и уткнулся носом в грудь. От Джина так приятно пахло, будто чем-то родным. Слезы потекли у Каменаши из глаз, и он не пытался их остановить. Ни всхлипов, ни завываний, только две мокрые дорожки на щеках.
Было прохладно. Они вышли в сад, где еще, казалось, совсем недавно Джин прощался с баронессой де Лилль, а Казуя с ума сходил от ревности. Они остановились передохнуть. Было темно, как всегда бывает перед рассветом, когда луна уже зашла, а солнце еще не встало. Где-то вспорхнула и, как показалось Казу, с надрывом вскрикнула ночная птица.
- Я приведу лошадь. До реки далеко, но до рассвета, думаю, успеем вернуться, - устало и хрипло произнес Аканиши в пространство.
- Позволь мне, - Каменаши дрожал, но совсем не от холода. - Я не смогу остаться с ним наедине.
Он покосился на труп.
- Я подожду тебя здесь, - Джин присел на балюстраду, кутаясь в темный плотный плащ.
Еще некоторое время спустя бесформенный сверток был взвален на спину гнедого жеребца, и маленькая процессия двинулась в темноту парка.
Человек у дерева остался незамеченным. Он усмехнулся, провожая их взглядом, и поспешил к дому. У него были очень хорошие новости для его господина.
С первыми лучами солнца они вернулись домой. Казуя молча кивнул Аканиши и прошел в свои покои. Каменаши раздул угли в камине и подкинул дров, хотя было совсем не холодно. Он снял с себя темный плащ и рваную рубашку, от которой забыл избавиться; ему казалось, что вся одежда пропахла кровью, потом, речной тиной и смертью. Ему чудилось, что всё это липкими клочьями свисает с подола, цепляется за мебель, прилипает к рукам. Казуя, поморщившись от отвращения, смял вещи в ком и сунул в камин. В изнеможении опустившись в кресло, он долго-долго смотрел, как языки пламени облизывают и превращают в золу его одежду.
Каменаши кое-как влез в другую ночную рубашку и, повалившись на кровать, забылся долгим, беспокойным и тяжелым сном. Он метался в бреду и звал кого-то, его лихорадило. Рубашка промокла от пота, но Казуя кутался в одеяло, будто его бил озноб. Мина сидела на краю кровати и старалась хоть немного облегчить его страдания, обтирая прохладной тряпочкой покрытый испариной лоб.
К следующему утру недомогание сошло на нет, но Каменаши не вставал с постели. Иногда он через силу открывал глаза и еле слышно просил пить, а потом вновь проваливался в забытье. Еще через пару дней Казуя полностью пришел в себя, но выходить из комнаты все равно отказывался.
Его разум стремился защититься от страшных воспоминаний, и потому ночное убийство довольно быстро превратилось в набор мутных, искаженных эпизодов. Всё произошедшее он теперь видел, будто через зеленое бутылочное стекло.
Воспоминания стали обрывочными, похожими на давний сон, который он силился вспомнить, но в сознании всплывали только нечеткие, уродливые картинки.
Он четко вспомнил только странный, безумный огонек в глазах Поля и то, как он говорил про кого-то: «мой Господин». Казуя силился вспомнить хоть что-нибудь еще про этого загадочного «господина», но у него только разболелась голова. Одно было понятно точно: кто-то направлял Дюрана на его необдуманные дейтсвия, и этот кто-то так же знал, что Каменаши - мужчина. У Казуи было нехорошее предчувствие, что ему еще предстоит столкнуться с чужой волей, обращенной против него.
И собственное бессилие перед надвигавшейся бедой доводило Каменаши до исступления.
Слух Джина привлек слабый звон шпаг из бального зала, и он, не сдержав любопытства, заглянул внутрь. Каменаши сегодня пренебрег женским платьем и облачился в темные брюки и свободную белую рубашку. Заложив руку за спину, он стоял напротив учителя фехтования, который что-то ему объяснял. Аканиши прислонился к косяку и стал наблюдать, внутренне удивляясь, как раньше мог принимать его за девушку. Брови Казуи от усердия сошлись на переносице, когда он вслед за учителем повторил несколько раз движение кистью. Шпага легко и быстро сверкала в его руке, будто вычерчивая замысловатый рисунок.
Джин прошел в зал, привлекая к себе внимания нарочито громким шагами. Каменаши окинул его быстрым взглядом, отмечая, что одеты они почти одинаково, разве что брюки Аканиши были немного светлее его собственных.
- Господин посол, - почтительно поклонился учитель.
- Оставьте нас, - бросил Аканиши, не сводя глаз с Казуи. Когда мужчина вышел, Джин ленивым движением вынул шпагу и встал на позицию.
- Окажите мне честь, - улыбнулся он. Казуя учтиво склонил голову и тоже приготовился к бою.
Шпаги замелькали, то и дело со звоном сталкиваясь. Аканиши был более опытным и искусным фехтовальщиком, зато Казуя двигался быстро и проворно, казалось, он мог быть в двух местах одновременно. Его шпага несколько раз почти настигла Аканиши. Джин был уверен, что без труда сумеет победить, но бешеный ритм, который задавал Каменаши, быстро его измотал. Аканиши стремился поскорее закончить поединок. Быстрая атака, обманное движение, и шпага Казуи полетела в угол. Казу растерянно проследил за ее траекторией.
- Туше, - кончик шпаги уперся Каменаши в живот, а Джин радостно заулыбался, как маленький мальчик. Казуя посмотрел ему прямо в глаза, мысленно считая: «Раз, два, три…». На цифре «шесть» Аканиши отбросил оружие, на цифре «семь» - подскочил к нему и прижал к себе, а на «восемь» – поцеловал.
Легкий поцелуй, длившийся всего пару секунд.
- Так нечестно. С тобой невозможно бороться, - выдохнул Джин. - Я слишком люблю тебя. Я больше не могу противиться. Совсем не могу. Я люблю тебя. Я люблю. Я с ума по тебе схожу.
Каменаши рассмеялся.
Следующий поцелуй был долгим. Мягко лаская, язык Джина раздвинул чужые губы и проник внутрь рта. Казуя на секунду оробел, но ответил на поцелуй. Дыхание их стало тяжелым и прерывистым. Хотелось теснее припасть друг к другу, раствориться друг в друге. Ладони Джина обнимали затылок Каменаши, ненавязчиво контролируя поцелуй. Он и не заметил, как ловкие пальцы Казуи коснулись завязок на его рубашке, а потому вздрогнул, когда прохладные ладони легли на его обнаженную грудь. Они торопились куда-то и, не прерывая легких, стремительных поцелуев, срывали одежду друг с друга. Казуя издал легкий полустон, когда Джин уложил его прямо на пол, и холодный камень коснулся кожи. Аканиши поцеловал его в шею под ухом и прошептал:
- Мне страшно. Я слишком давно…
- Я тоже. Просто не торопись, хорошо? – Каменаши провел рукой по его щеке, шее, груди. Медленно, оставляя пылающие следы на коже, Джин целовал и целовал его. Одна рука Аканиши нырнула Казу под спину, тот выгнулся навстречу его прикосновениям. Губы почти невесомо дотронулись до ложбинки между ключиц, потом опустились ниже и коснулись груди и сосков, язык очертил кружок вокруг пупка. Джин провел ладонью по внутренней стороне бедра Казуи, облизал два пальца и осторожно надавил на тугое колечко мышц. Он, не торопясь и давая любимому привыкнуть, сделал несколько мягких, плавных выпадов. Аканиши вновь вернулся к его губам, целуя неспешно, тягуче, ловя каждый мельчайший стон и вздох. Пальцы Каменаши впивались в его плечи, он беспорядочно водил ладонями по его спине, царапая ее. Тело Казуи изнывало от желания, почти достигшего пика, напряжение требовало разрядки.
- Не заставляй меня умолять… - выдохнул Каменаши. Аканиши улыбнулся и чуть прикусил его нижнюю губу. Он медленно вошел в него, немного помогая себе рукой. Глаза Казу широко распахнулись, и он судорожно вдохнул через рот. Но через пару секунд дыхание его выровнялось, стало неглубоким и быстрым. Ладонь Джина легла на его член, пальцы стали плавно массировать возбужденную плоть. Казуя не мог больше сдерживать стонов. Он так долго ждал, чтобы, наконец, всей кожей ощутить любовь этого человека. Соединяясь с ним не только душой, но и телом, Каменаши чувствовал, что становится по-настоящему счастливым. Ему хотелось, чтобы миг их единения никогда не кончался. Пусть недолго, но они были одним целым.
Всего через несколько минут Каменаши вскрикнул чуть сильнее, чем раньше, напряжение резко ушло, и он кончил. Еще несколько секунд – и уже Джин присоединился к нему: он обессилено повалился рядом с Казуей, продолжая обнимать своего любовника.
- Как это у нас получилось? – все еще тяжело дыша, улыбнулся он.
- А разве у нас могло не получиться? – удивился Каменаши, легко кусая его в плечо. Аканиши посмотрел на него долгим внимательным взглядом, и, не удержавшись, рассмеялся и вновь поцеловал.
Душный август подходил к концу, близился день сбора урожая. Казуя, окруженный нежной заботой Джина, почти позабыл свои печали. Аканиши старался быть с ним едва ли не каждую секунду, предупреждая любые его попытки вновь обвинять себя в случившемся.
Долгие разговоры у камина перетекали в неторопливые пешие и конные прогулки. Каменаши не верил своему счастью. Ему все время хотелось прикасаться к Джину, словно бы для того, чтобы убедиться в его материальности. Объятые тайным пожаром любви, сокрытым от всех, они наслаждались днями своего счастья. Будто опасаясь, что счастье это может уйти, утечь сквозь пальцы по капле, они старались вдоволь напиться им, пока была возможность. Казалось, вдруг выросшие сильные крылья несли их вперед и вверх к безграничному блаженству, о котором другие не могу даже мечтать.
Звонкий смех разносился по дому днем, а ночью, когда не было уже надобности в словах, вздохи и томные стоны наполняли спальню Джина. Казуя решительно отказывался спать в своей постели, говоря, что в одиночестве ему ужасно холодно.
Впервые в жизни Казу казалось, что счастье и правда может быть вечным.
Так продолжалось до одного утра, когда Каменаши стоял у парадного входа, ожидая возвращения Джина из поездки в Люксембургский дворец и всматриваясь в пустынную даль. Вдруг у самых ворот показался всадник. Он быстро приближался, поднимая вокруг себя вихрь сухой, желтоватой пыли. Казуя спустился на несколько ступенек ему навстречу. Верховой резко затормозил у подъезда, ловко соскочил с лошади и, взбежав по лестнице, поклонился и спросил:
- Где я могу найти мадам Аканиши? У меня письмо для нее, - Казуя улыбнулся, решив, что Джину придется задержаться, и он хочет его предупредить, вот и прислал одного из придворных лакеев.
- Это для меня, - он принял из рук посланца письмо и, сунув ему в руку серебряный су, стал подниматься вверх. Каменаши остановился посреди холла и быстро распечатал конверт, подивившись незнакомой печати. Казуя быстро пробежал глазами текст и вмиг смертельно побледнел. Письмо выпало из ослабевших пальцев и спланировало на пол. А у Казу перед глазами все стояли строчки написанные косым, каллиграфическим почерком.
«… Филибер Вено, генеральный прокурор королевского суда обвиняет мессира посла Японии Аканиши Джина в убийстве графа Поля де Дюрана… труп выловлен из реки… опознание…
… арест произведен 30 августа 1669 года…
… с уважением… на все божья воля…»
Вопрос: спасибо?
| 1. Да | 46 | (100%) | |
| Всего: | 46 | ||
-
-
14.05.2012 в 00:13Поль был такой хороший, а вот гадом оказался, но он тоже все-таки не сам до такого додумался)
чисто из-за того что не сам додумался, я его все равно люблю, он няша, но из-за того что Каме для него "орудие" мести вышло, за это не прощу козла такогоХ)) а еще говорил что любит :`-(
Вдохновения вам автор!!!)))
-
-
14.05.2012 в 15:39По мне дак она какая-то корявая
Не корявая!!! А очень даже романтичная и красивая
-
-
19.05.2012 в 17:47