Стояли звери Около двери. В них стреляли, Они умирали.
Название: Любовь и Долг.
Автор: Koidzumi Risa
Бета: umi~kuraki
Статус: в процессе
Персонажи: Каменаши Казуя, Уэда Татсуя
Жанр: романс, слэш
Рейтинг: R
Примечание: AU, возможен OОC
Саммари: я пообещал всем богам, что ни за что в тебя не влюблюсь... Но люди слабы
Глава 1
Глава 2. НОВАЯ
Глава 2.
Казалось, что прошла целая жизнь, прежде чем они выбрались из дворца. Но на самом деле, когда двое путников выехали за город, на востоке только-только слабо заалело. Лошади резво бежали по дороге, унося их прочь, на север, от все еще продолжавшейся битвы. Татсуя, вернувшись к Тароматсу, не проронил ни слова, только помог ему подняться. И сейчас он тоже молчал, ожесточенно вглядываясь в голубоватые сумерки. Он нежно прижимал к груди белый сверток. Таро-доно несколько раз порывался спросить у Татсуи, что это, но неизменно останавливал себя.
Они выскользнули из дворца через большой вишневый сад, раскинувшийся вдоль внешней восточной стены. Маленькая неприметная калитка в дальнем конце была единственным выходом, который не охранялся.
- Нам нужно добраться к Даичи как можно скорее, - наконец, произнес Татсуя.
- Да, но нам не следует ехать прямо на север, - покачал головой самурай.
- Из-за преследования? Думаешь, они быстро сообразят, что мы ускользнули?
- Лучше поостеречься. Думаю, будет погоня. Следует свернуть с тракта и двигаться на северо-восток лесом.
- Хорошо. Надеюсь, ты заешь, что делаешь. Потому что я…
- Никогда не бывали за пределами города, я помню, – Татсуя кивнул.
Они снова замолчали. Тароматсу поморщился, стараясь пристроить раненую руку, но как бы он ее не положил, она все равно ныла. Прохладный утренний ветер неприятно щипал кожу и трепал волосы. Самурай мучился, А Татсуя, словно не замечал всего этого, только сильнее пришпоривал коня. Таро не мог знать, о чем он думает, но он понимал чувства своего господина. Даже для взрослого трудно в одну ночь потерять двух близких людей, а уж для мальчика тем более. Хотя какое значение имеет возраст? Даже взрослые дети плачут, когда умирают их родители. Считается, что жизнь наследника тяжела, но Тароматсу знал, что и Татсуе было не легче, чем его старшему брату. Между ними было почти десять лет разницы. Матерью Даичи была жена сегуна, в то время как Татсуя родился от женщины из гарема, после смерти которой, даже имя ее было утеряно. Таро-доно сам был первым сыном, и ему было трудно представить чувства ребенка, которому с детства твердили, что он лишь второй. Татсуя не учился ни сражаться, ни править, зато его научили слагать стихи, играть на кото да петь. Его жизнь была и наказанием, и благословением. Птичка в родных руках, которая никогда не знала злого слова.
И теперь этот изнеженный мальчик должен взять себя в руки и, пересечь почти всю страну, чтобы сообщить своему брату о смерти родных. Тароматсу несколько пугало его странное спокойствие.
Тихая проселочная дорога вела вглубь леса. С обеих сторон ее окружали ясени и дубы, кое-где высоко в небо устремлялись стебли бамбука. Самурай прислушался, но вокруг не было ничего, кроме щебета птиц, приветствовавших новый день. Некоторое время спустя Татсуя вдруг тронул поводья, и его лошадь послушно свернула вправо прямо в заросли папоротника.
- Господин, - позвал его Тароматсу, - куда вы?
Татсуя промолчал, и доно ничего не оставалось делать, как последовать за юношей. Когда лес стал совсем уж непроходимым, а ветви деревьев заслонили солнце над ними, и вокруг воцарился зеленоватый полумрак, Татсуя наконец остановился. Он спешился и, ведя лошадь на поводу, пошел вперед, вглядываясь в темноту и словно выискивая что-то. Самурай, поморщившись, осторожно слез с коня и побрел вслед за ним. Тароматсу слабо улыбнулся - он услышал негромкое журчание ручейка. Кажется, именно туда и шел его господин.
- Пришли, - юноша оглянулся, по его губам скользнула тень улыбки. Он осторожно положил свое сверток, который все это время баюкал в руках, на землю:
- Есть нож?
- Конечно, - он вытащил короткий, но широкий походный нож и подал его Татсуе, а сам тяжело опустился между корнями высокого старого дуба, осматриваясь по сторонам. Ручей был мелкий, но порожистый. Он гордо нес свои воды меж камней, и чувствовалась в нем какая-то тайная стать. С той стороны к ручью было не подобраться, его закрывали от глаз большие, поросшие мхом, валуны. Их берег был более гостеприимным, и подобраться к воде не составило бы труда. Но Татсуя наоборот отошел подальше, внимательно смотря себе под ноги, наконец, остановился под раскидистой ивой. Он опустился на колени и принялся рыть землю ножом. Почва была мягкая, темные комья быстро полетели в разные стороны, и скоро рядом с юношей уже образовалась яма размером около полутора метров в длину и одного метра в ширину.
- Татсуя-сама, - позвал Тароматсу, - что вы делаете? Что это?
- Я хочу похоронить его, - тихо отозвался он, возвращаясь к светлому кульку на земле, - он не должен был оставаться там. Наверное, он и так сильно перепугался.
- Его? – самурай взглянул на белую простыню, - Акио? Это Акио?
Татсуя не ответил, он очень осторожно развернул ткань, как мог, поправил на брате кимоно, осторожно пригладил растрепанные волосы, наклонился и, зажмурившись, поцеловал в лоб. Он закопал его быстро, даже торопливо, а потом все тем же ножом вырезал на дереве «Акио». Юноша тяжело сел рядом с Тароматсу.
- Все как-то… неправильно.
Татсуя вытянул ноги и запрокинул голову, вглядываясь в бесконечные плывущие над ними белые облака. Красный восход давно уступил место ослепительной синеве. Ступор последних двух часов начал проходить, к Татсуе возвращались чувства. Но внутри по-прежнему было пусто, только огромная зияющая дыра. Все, что было ему дорого, обратилось в ничто. Облака плывут, ветер шумит в листьях, ручей журчит, переливаясь по камням. Все живет, все изменяется. Говорят, все можно пережить, воспоминания выцветут и потускнеют со временем. Но Татсуя не представлял, как сможет пережить это.
- Я все еще не верю, что они мертвы… Не такой судьбы желал нам отец. Не так! Не так все должно было быть!
Самурай молчал, не глядя на господина.
- Теперь я знаю, каково это: брата хоронить. Его кровь и эта земля, они… они навсегда на моих руках. Никогда не забыть, как подошел к его постели и… увидел… - он сжал в ладони рукоять ножа так, что побелели костяшки, - пять лет - слишком мало для жизни. Почему я здесь, а он нет? Почему все произошло именно так?
«Звонкий смех и озорные глаза… Игры, деревянный меч, мечты. Бег, разбитые ладошки, слезы» - перед Татсуей проносился разноцветный калейдоскоп воспоминаний – «Детские улыбки и обиды. А теперь лишь кровь вокруг. И столько ее: пить - не напиться».
Он взглянул на Тароматсу - тот был смертельно бледен и с силой сжимал свое плечо.
- Таро-доно, вы в порядке?
- Да-да, - он слабо улыбнулся.
- Не похоже, что это правда. Давайте, я осмотрю вашу рану.
- Господин, не стоит. Я в порядке. Нам нужно спешить.
Татсуя без лишних слов жестом велел ему снять кимоно, но самурай спустил его только до пояса. Оказалось, что рана проходила не только по плечу, лезвие скользнуло еще и по боку. На плече порез был глубже и выглядел хуже, нужно было срочно остановить кровотечение. Татсуя задрал подол кимоно и оторвал от нижней рубахи три широкие полосы ткани.
- Что вы делаете, господин? – удивился Таро.
- Раны нужно перевязать, или ты попросту истечешь кровью.
Он направился к реке и, осторожно наклонившись, обильно смочил одну из полос. Холодная вода должна была хоть немного облегчить боль. Татсуя раньше никогда такого не делал, его мутило от вида и запаха крови, но все же пытался что-то сделать. Промыв раны, он сначала крепко перевязал порез на руке, а затем и на боку.
- Татсуя-сама, вам следовала оставить меня.
- Глупости, я и так оставил позади слишком многое. К тому же, без тебя мне точно не добраться до Даичи. Я ведь заблужусь, стоит только немного отъехать. Держитесь!
Он помог Таро взобраться на коня, и вскоре они двинулись вперед. Ручей, извиваясь, бежал на юг, так что им ничего не оставалось, как следовать вверх по течению. Татсуя надеялся, что вскоре ручеек обмельчает, и они смогут перейти его вброд. Ему совсем не хотелось идти самому и тащить лошадей по скользким, покрытым зеленой слизью, камням. Но поток только раздавался вширь и углублялся, и несколько часов спустя лошади брели уже мимо небольшой кипучей речушки, а к вечеру русло сменило направление к востоку и вскоре соединилось с полноводной рекой. Когда начало темнеть и нужно было уже подумать о ночлеге, впереди на берегу они заметили низкий маленький домик. Он стоял на нескольких деревянных сваях, честь которых была в воде, так что дом одной стеной выходил на сушу, а остальная его часть вдавалась в реку. Так что войти можно было только по небольшой лесенке.
Внутри, казалось, было темно и пусто.
Они медленно подъехали к хижине. Тишину вокруг нарушал только негромкий шелест воды и шуршание травы под копытами. Татсуе совсем не хотелось заходить в дом, но еще больше ему не хотелось ночевать в лесу. Он слез с коня и, поминутно оглядываясь, пошел к дому. Тот был крошечный, будто игрушечный, вырезанный из картона. Юноша поднялся по ступенькам и осторожно постучал в дверь. Никто не ответил, Татсуя постучал сильнее, а потом попытался открыть дверь. Неожиданно, она оказалась не заперта.
На первый взгляд внутри было почти пусто. Одна небольшая комната с несколькими нишами в стенах и двумя свернутыми в рулоны футонами в углу. Напротив входа было высокое окно, выходившее на реку. Посреди помещения располагался очаг, аккуратно сложенный из речного камня, вокруг него валялись несколько плоских подушек, а с потолка свисала массивная цепь с крюком. Ничего внушавшего опасения Татсуя не обнаружил и потому решил, что не будет плохого, если они заночуют здесь. Он вернулся за старым самураем. Ноги уже плохо его слушались, так что юноше пришлось поддерживать его.
Татсуя расстелил один из футонов и помог Тароматсу улечься. Тот опустился на матрац и почти мгновенно погрузился в сон. Татсуя растерянно сел рядом, он совершенно не знал, что ему делать. Они не ели уже почти сутки, да и есть было нечего. Очень хотелось спать, но Татсуя боялся закрыть глаза. Боялся, что как только он закроет глаза, то весь кошмар произошедшего вновь навалиться на него. Татсуя, скрестив ноги, раскачивался из стороны в сторону, не давая отдыха и так измученному телу. Чтобы не заснуть, он тихо запел старую песню, которую уже и не помнил, где услышал:
- Я в весенних горах
нашел пристанище на ночь —
и всю ночь напролет
в сновиденьях все также кружились
лепестки отцветающих вишен…
Холодная сталь коснулась его горла. Татсуя вздрогнул и почувствовал, как по шее побежала теплая струйка.
- Кто ты? И что делаешь в моем доме? – тихо и спокойно спросил кто-то, стоящий позади него.
- Мы… - Татсуя судорожно соображал, - мы… всего лишь путники. Думали, дом заброшен. Нам негде было ночевать.
Голос его сорвался на еле слышный, тонкий писк, что ему самому стало противно. У Татсуи мерзко заскребло на душе от того, что ему приходилось оправдываться. Все это казалось ему до отвращения унизительным.
- Путники? - хмыкнул незнакомец, - и куда же вы держите путь?
- На север.
- Какое точное определение. Подними руки, мальчик, и повернись, - юноша дернулся, - медленно.
Татсуя подчинился, катана теперь упиралась ему в грудь. Лицо человека, стоящего над ним, скрывала густая тень. В блеклом свете луны поблескивал только меч, лунный свет лениво играл на ребре.
- Я спрошу еще раз: кто ты такой?
- Меня зовут Уэда. Это мой отец. Мы заблудились, и нам негде было переночевать. Мы просто путники, клянусь! Просто путники!
- Либо никто не учил тебя врать, либо ты думаешь, что я идиот. Я все-таки склоняюсь к первому, - мужчина убрал катану в ножны. Татсуя подумал, что этого хороший знак. Может, их не убьют и не вышвырнут вон.
- Не хочешь называть настоящее имя – не нужно.
- Но…
- Тише, - незнакомец приложи палец к губам, - мне собственно все равно, почему вы здесь. Я просто хочу, чтобы вы исчезли.
- Но… - снова начал Татсуя.
- У меня не постоялый двор и не ночлежка. Вам придется уйти.
- Мой друг ранен…
- Только что это был твой отец. Хотя мне все равно, - мужчина скрестил руки на груди.
- П-пожалуйста, - Татсуя готов был разрыдаться от унижения. Но он вдруг ясно понял, что если они сейчас уйдут, то на всем можно поставить крест – им не выжить и не добраться до Даичи. Он схватил мужчину за подол юкаты.
- Пожалуйста, господин! Мы не ели уже сутки, мой друг ранен… он умрет, если вы не поможете… Пожалуйста!
Незнакомец отмахнулся от него и пошел в дальний конец комнаты.
- Пожалуйста… - Татсуя упал на пол, - у меня есть деньги…
Мужчина замер.
- Ты врешь, - он обернулся.
- Ну… - протянул Татсуя, вновь обретая почву под ногами, - они есть у человека, к которому мы идем.
- Значит, у тебя нет денег, - констатировал он, сразу потеряв ко всему интерес. Юноша от обиды закусил губу, ему еще никогда не приходилось просить о чем-то. Никогда раньше он никого не упрашивал, ему даже дважды повторять не приходилось.
- Подожди, - Татсуя судорожно пытался что-то придумать. Мужчина скептически наблюдал за ним, как бы говоря: «Ну давай, посмотрим, что у тебя есть?» Юноша нервно провел ладонью по шее и вдруг почувствовал под ней что-то прохладное – золотая цепочка! Сердце, радостно екнув, заколотилось новой надеждой. Он быстро снял украшение, засунув саму подвеску за пазуху, и протянул незнакомцу цепочку.
- Это все, что есть. Мы можем остаться? Этого хватит?
Мужчина взвесил золото на ладони и кивнул.
- Более чем, даже на немного гостеприимства хватит, - он присел у очага. Татсуя, все еще не веря, устроился рядом на подушке. Мужчина поколдовал немного над сухими поленьями, и вскоре домик наполнился веселым потрескиванием огня. В свете пламени Татсуя смог, наконец, разглядеть хозяина хижины. Тот был одет в светлое хлопковое летнее кимоно, волосы собраны в высокий пучок на макушке и перевязаны полоской серой ткани. Темные глаза поблескивали, отражая огонь. Татсуя вдруг очень захотелось провести пальцем по его носу с легкой горбинкой, почувствовать, каково это.
- Как тебя зовут? – порывисто спросил он. Мужчина, отодвинув одну из панелей в стене и достав оттуда котелок, как раз почти по пояс высунулся из окна. Он зачерпнул воды из реки и переспросил:
- Что?
- Как тебя зовут? – уже гораздо тише и нерешительнее повторил Татсуя.
- Зови меня… Мамору.
- Это … не настоящее твое имя, так?
- Угадал, - мужчина подвесил котел на свисающий сверху крюк. – Но и ты не стремился назвать свое. Почему я должен назвать настоящее?
- Я… - начал было Татсуя, но передумал и замолчал. Мамору достал из стенной ниши несколько коробочек и покидал в воду какую-то сушеную дрянь. Татсуя молча смотрел на закипающее варево, чувствуя, как от голода урчит в животе.
- Давай посмотрим, что там с твоим «другом-отцом», - вывел его из оцепенения Мамору, который только что снял котел с огня и поставил на металлическую подставку. Он присел на колени рядом с Тароматсу и бесцеремонно откинул с него одеяло. Самурай тяжело дышал, Татсуе казалось, что он чувствует жар его тела.
Мамору, отерев тонким полотенчиком испарину с его лба, осторожно стянул с Таро-доно кимоно. Затем он указал Татсуе не масляную лампу и велел ее поджечь, юноша помялся, но все-таки с величайшей осторожностью поднесь фитиль к огню. Лампа вспыхнула мгновенно, Татсуя подавил вскрик и вновь сел рядом с футоном. Он с любопытством наблюдал как руки Мамору легко и быстро порхают над раненным. Бинты были срезаны, раны промыты, намазаны какой-то сильно пахнущей мазью и снова туго перевязаны.
- Порезы не очень глубоки, но опасны, - вытирая руки, произнес мужчина, - на первый взгляд обошлось без заражения. Но я все же не врач. Нужно отвезти его в город, к лекарю.
- Нет! – воскликнул Татсуя помимо воли.
- Да, - усмехнулся Мамору, - думал, что ты так и скажешь. Это не просто раны, я всегда узнаю такой скользящий удар. Катана. Такой удар можно получить только в бою.
Юноша вздохнул и отвернулся.
- Кто охотиться за вами? Ты боишься, что он не оставит вас?
- Я точно знаю, что не оставит. Поэтому мы сошли с дороги. Хотели пересечь реку вброд, запутать следы.
- Твой друг слишком слаб, - Мамору набрал в котел чистой воды и снова подвесил его над огнем, - он не сможет завтра же продолжить путь… куда бы вы не шли.
Он бросил в закипающую воду немного риса, рыбы и каких-то трав. Как ни странно, но этот странный «суп» пах удивительно приятно. Через пару минут Мамору протянул Татсуе дымящуюся плошку. Юноша жадно набросился на еду, почти урча от удовольствия.
- Ложись спать… Уэда, - улыбнулся мужчина, расстилая на полу еще один футон. Татсуя послушался. Уже засыпая и вглядываясь в резко очерченный лунным светом силуэт Мамору на фоне окна, он подумал, что им повезло забрести именно сюда.
- А волосы у него такие же длинные, как мои, - улыбнулся он, погружаясь в сон.
Татсуя стоит посреди комнаты, ярко-красный цвет стен режет глаза. Он оглядывается в поисках выхода, но здесь нет даже окон. Языки голубоватого пламени обжигают его. Татсуя мечется, шарит руками по стенам, но надежды мало. Множество темных силуэтов вдруг отделяется от стен, они идут на него, окружают со всех сторон. Юноша всматривается в их расплывчатые лица, они совсем не похожи на человеческие. Но почему-то он узнает в этих тенях отца, брата, всех тех, кого оставил в замке.
- Ты оставил нас, - медленно произносит отец, одно рукой прижимая к себе Акио, а другой обличающе указывая на Татсую.
- Ты оставил нас, - подхватывают остальные.
- Предал нас.
- Предал нас! – вновь вторят голоса. Татсуя зажимает уши руками.
- Нет, - еле слышно шепчет он, - нет, это не так! У меня не было выбора!
- Ты всегда находил оправдания.
- Ты! Ты! Ты! – толпа теней беснуется и тычет в него пальцами. Хор их голосов сливается в единый шум, возносится до самого потолка, отражается от стен и, словно обретя физическую форму, сбивает Татсую с ног.
- Нет, отец, пожалуйста, - юноша хочет прикоснуться к нему. Фантом отца начинает плавиться, кожа, как расплавленный воск, стекает вниз вместе с волосами. Остальные призраки в агонии царапают лица ногтями и тоже оплывают, превращаясь в бесформенные кровавые массы. Красная жижа растекается по полу, поднимаясь все выше. Татсуя в панике оглядывается, снова ищет выход. Он задыхается, утопает. В багровой каше из крови и кишок, он замечает половинку знакомого лица и застывает в немом ужасе. Юноша погружается все глубже и глубже, пока горячая, как расплавлены металл, масса не начинает заливать глаза. Он кричит от безысходности, от животного желания жить. Кричит…
Татсуя проснулся от собственного истошного крика, зашарил руками по телу. Внезапно кто-то подскочил и крепко-крепко его обнял. Юноша продолжал трепыхаться, но освободиться не мог. Наконец, он затих, расслышав шепот.
- Тише, мальчик, тише, - голос Мамору мягко обволакивал его, успокаивая.
- Ты в безопасности, это был всего лишь кошмар. Дурной сон. Все было не взаправду. Ты просто сильно устал.
Татсуя вцепился в его кимоно, дрожа и глотая слезы, вдыхая незнакомый, но приятный запах.
- Ложись, мальчик, спи спокойно, до рассвета еще далеко, - юноша заставил себя отпустить ткань и вновь улечься на постель.
Ленивое сентябрьское солнце шарило по комнате своими лучами. Татсуя медленно потянулся и сел. При виде незнакомой обстановки на него накатила волна уныния. Он уже немного отошел от шока, и потому мысли о потерянном все чаще его посещали. Они словно волны большого, серого, холодного океана, то накатывали на него, то отступали. Когда очередная волна захлестывала его, то внутри становилось нестерпимо больно, словно кто-то распорол ему грудь и насыпал туда горячих углей.
Вчера у него не было времени на раздумья, им нужно было поскорее уехать от дворца, а потом они искали ночлег. Татсуя и сейчас думал, что от замка они отъехали недостаточно далеко, но эта проблема словно отодвинулась на задний план, зато все мысли, что он так усердно гнал от себя, нахлынули с новой силой.
Татсуя вспомнил свой кошмар и его передернуло. Он потер виски, старясь избавиться от свинцовой тяжести в голове. Юноша посмотрел на Таро-доно - его грудь мерно вздымалась, сон был глубоким и спокойным. Татсуя надеялся, что это признак скорого выздоровления. Сам он почти ничего не знал о ранах или сражениях, разве что из книг. Внезапно он ясно осознал, что он один. Пусть рядом есть его друг, но он один. Тароматсу не может взять на себя ответственность, ведь это его, Татсуи ноша, его обязанность. Есть еще Даичи, только вот он слишком далеко и неизвестно, дойдет ли до него печальное известие. Где-то там на севере во главе небольшой армии старший брат ждет приказов отца…
Татсуя согнулся так, что почти коснулся лбом колен, и судорожно вцепился в свое кимоно, словно ему предстояло тут же сорваться с места и бежать, пока он не найдет брата, пока не упадет ему на руки и не переложит этот груз на его плечи.
- Стой, - сказал он себе, - никуда еще не нужно бежать. Успокойся!
Юноша потер лицо руками и вздохнул. Маленькая хижина вдруг стала тесной и неуютной, он подскочил, широко распахнул дверь и выбежал наружу. Солнечный свет ударил в лицо, Татсуя зажмурился и замер на несколько секунд, наслаждаясь теплом.
Теперь при свете дня он мог разглядеть, куда же забросила его судьба. Впереди было широкая поляна, вся усеянная разноцветными высокими, но мелкими цветочками. Сразу за ней чернел лес, словно крепостная стена, возведенная самой природой. Татсуя взглянул в ту сторону, откуда они минувшей ночью пришли в этот странный одинокий домик, и подивился. Там деревья почти вплотную подступали к воде, оставляя лишь узкую полоску мокрого песка. Как только они могли здесь пройти? Хорошо, что ни он, ни лошади не видели близкого бурного потока. Если бы только его конь оступился на скользких камнях, то нашли бы его далеко-далеко вниз по течению, если, конечно, вообще нашли бы.
Юноша сошел по ступенькам вниз, оглядел дом и пошел вперед по еле заметной тропинке. Воздух был напоен запахом трав, в глазах рябило от количества цветов. Татсуя сошел с тропки и улегся на небольшом теплом пригорке. Он закинул руки за голову и посмотрел в небо. Оно было такое близкое - подними руку и коснешься кончиками пальцев гладкого края, - но в тоже время глубокое как море. Хотя, правду сказать, Татсуя никогда не видел моря, но ему казалось, что оно должно быть именно такое: бескрайнее, синее, волнующее.
Он смотрел вверх, и пред ним мелькали картины прошлого: далекого, когда он был еще маленьким мальчиком, и недавнего, где он был уже юношей. Он не помнил лица матери, только то, как она обнимала его и тихо пела, и что она была очень доброй, и от нее еле слышно пахло жасмином. Она прижимала его к себе крепко-крепко, слово боялась чего-то. Он не помнил, как и отчего она умерла, но помнил похороны. Татсуя тогда цеплялся за руку Тароматсу, хотя тогда ему так хотелось, чтобы это был отец. Но тот осматривал крепости на юге и что ему было за дело до умершей. Наследник у него уже был, а Татсуя -всего лишь страховка, запасной вариант на случай, если Даичи упадет с лошади и сломает шею.
Отец ничего не чувствовал к матери, но, кажется, он все же что-то чувствовал к сыну, и у Татсуи были о нем и приятные воспоминание. Когда он был маленьким, сегун учил его ездить на лошади, вернее, поначалу это был пони, а потом уже через пару лет и настоящий жеребец. Это был чистокровный арабский жеребец, не то, что мохноногие, низкие лошадки-тяжеловесы, на которых ездили в армии. Конь был светло-серый, в яблоках и с белоснежной гривой. Татсуя звал его Бэй, просто так, без причины или потаенного смысла. Странно, но мысль о том, что впопыхах он даже не вспомнил о старом друге, расстроила его сильнее всего.
Мысли у него в голове путались, наскакивали друг на друга, будто им было тесно. Он никак не мог поймать за хвост ту, единственную, какую-то самую правильную. Он все думал, что ему делать. Как ему добраться до Даичи? Брат ведь далеко на севере, а пересечь полстраны, не имея ничего за душой, не так-то просто. Что, если Тароматсу умрет? Что, если ему, Татсуе, придется путешествовать в одиночку? Он ничего не знает и нигде не был.
Татсуя прикрыл глаза и застонал. Он не знал, сколько пролежал там, не двигась, только прислушиваясь к шуму ветра, плеску волны о прибрежные камешки. Неожиданно на него упала тень, и юноша открыл глаза, тут же сощурившись.
- Уже проснулся, Уэда-сан? – Мамору присел рядом с ним на поросший сухой травой холмик. Татсуя не ответил.
- А я вот с утра побывал в деревне. Нужно было запастись провизией, к тому же я давно не выходил к людям, хотелось узнать новости. И как раз вовремя.
Татсуя насторожился, а мужчина покивал самому себе и продолжил:
- Говорят, старый сёгун умер. Тихая естественная смерть. Теперь сёгуном станет его старший сын.
Он помолчал.
- А еще говорят, будто сёгуна убил его же племянник. И теперь его воины разыскивают второго сына сёгуна. Говорят, он сбежал из дворца с одним из верных самураев. И еще… сегодня я виде в деревне вооруженных людей, они расспрашивали о двух людях. Ведь до этой деревеньки всего один дневной переход, значит, сын сёгуна волне мог ее проезжать.
Юноша смотрел на колыхающиеся на ветру высокие стебли, на лес вдали. Он понимал, к чему клонит Мамору, но что он мог сделать…
- Я умею складывать два и два, - тихо сказал Мамору, - ты, твой друг, рана от меча у него на боку, эти воины в деревне, и то, что твоя крестьянская фамилия никак не подходит твоим манерам.
Татсуя посмотрел на него с немой мольбой. Он и сам не знал, о чем просит.
- Токугава Татсуя-сан, второй сын прошлого сёгуна, брат наследника. Тебе придется уйти.
- Нет. Я не могу…
- Мне не нужны неприятности. Я… сам по себе. Никому не слуга. И я не обязан помогать тебе.
Мамору поднялся на ноги и пошел к дому.
- Постой, - воскликнул Татсуя, - но… но ты же теперь все знаешь! Ты должен мне помочь.
Он побежал вслед за мужчиной, тот резко остановился и обернулся.
- Нет, ты ошибаешься, - он выразительно поднял брови, - ничего я тебе не должен. Может, другие бы сочли за честь помочь тебе. Но только не я. Это политика, большая игра, и я не хочу ввязываться.
- Мне не к кому пойти. Ты мог бы… проводить меня к брату, о большем я не прошу.
Юноша смотрел себе под ноги.
- Прости, - Мамору покачал головой.
Он остановился у берега реки, рассеянно сощурился на клонившееся к закату солнце, сбросил на землю одежду и простую холщевую сумку с едой.
- Что ты делаешь? – удивленно спросил Уэда, позабыв даже о своем разочаровании.
- Собираюсь искупаться, - Мамору улыбнулся и зашел в воду, - разве ты никогда не купался?
Татсуя смотрел на него во все глаза.
- Нет, - пролепетал он, - только ванна...
- Значит, маленький принц никогда не купался, а только всю жизнь принимал горячие ванны, пока вокруг порхали слуги.
Он рассмеялся и нырнул, Татсуя ахнул и подбежал к берегу. Мамору всплыл уже на середине реки и помахал ему рукой.
- Плыви сюда, маленький принц, если не боишься!
- Я не принц!
- Что? Я ничего не слышу! Если хочешь что-то сказать, придется подойти!
- Нет!
- Не бойся, принц, здесь водиться только мелкая рыбешка. Никто не схватит тебя и не утащит на дно!
- Я не принц!
- Ничего не слышу! – Мамору ухмыльнулся, продолжая махать руками. Выглядел он при этом до того нелепо, что Татсуя не выдержал и расхохотался. Он еще помялся, а потом торопливо сбросил кимоно и плюхнулся в воду. Она показалась ему жутко холодной, а воздух, казавшийся еще пару минут назад почти горячим, холодил нежную кожу. По спине у Татсуя забегали мурашки. Ему пришлось постоять пару минут, чтобы привыкнуть хоть немного. Плавал юноша с трудом, поэтому просто шел вперед. Когда до Мамору оставалось не более пяти шагов, а вода уже доходила ему до груди, Татсуя сложил ладони рупором и крикнул:
- Я не принц!
- Я слышу, незачем так кричать, - вдруг Мамору оказался неожиданно близко. Татсуя вдруг смутился своей наготы, опустил глаза и тихо, уже в который раз, повторил:
- Я не принц.
- А по-моему, настоящий принц, - он наклонился вперед и шепнул, растягивая слова, - или даже принцесса.
Татсуя фыркнул и хотел отвернутся, но Мамору ему не позволил, за плечи развернув его к себе. Юноша вздрогнул, вдруг почувствовав, как что-то прикасается к его паху. Очень медленно Мамору взял его лицо в ладони, большие пальцы погладили щеки. Татсуя всего на секунду, забывшись, прикрыл глаза и почувствовал легкое прикосновение к своим губам. В голове у него стало совсем пусто, словно сладкий, как цветочный нектар, ветерок выдул оттуда все мысли. Ласковое прикосновение набирало силу, становясь все более страстным и напористым. Татсуя очнувшись, протестующе замычал и оттолкнул мужчину от себя.
- Что ты делаешь?!
Мамору облизал губы и усмехнулся.
- Хотелось попробовать тебя «на вкус». Оказывается, принц не очень-то отличается от просто смертного.
Он обошел Татсую и поплыл обратно к берегу.
- Я не принц, - буркнул юноша ему вслед и тоже побрел к берегу.
Они в молчании вернулись в хижину. Мужчина бросил в угол сумку и присел рядом с раненым. Пальцы легко пробежали по лбу Таро, отодвинули ткань кимоно.
- У него жар. Плохой признак.
- Что? Но ведь рана не настолько серьезна.
Он посмотрел на друга, еще пару часов назад тот выглядел выздоравливающим. Теперь его лицо стало пепельно-серым, он тяжело дышал, как будто что-то сдавливало грудную клетку, по лбу струился пот.
- Ему нужен настоящий врач, я ничего не смогу сделать. Лучший выход - это отвезти его в деревню. Туда всего пять часов ходу, а на лошади и того быстрее.
- Нет!
- Там ему помогут.
- Нет! Я не могу пойти в деревню. Ты же сам сказал, что там солдаты. Думаешь, меня не узнают?
- Готов оставить друга умирать? Не хочешь рискнуть ради него? Свою шкуру спасти хочешь?
Татсуя странно дернулся, словно от удара, и поник. Он никак не мог понять этого человека. То он вел себя совершенно равнодушно, будто ему ни до кого нет дела, и он всегда сам по себе. То вдруг целовал его, то его вдруг заботит судьба Тароматсу. Кто он вообще такой? Кто ты, Мамору?
- Кто ты, Мамору-сан? – неосознанно вслух повторил Татсуя.
- Что?
- Нет, ничего, - Татсуе было не по себе под это пристальным взглядом.
- Кто я?
- Ты совсем не хочешь помочь мне, но так рьяно радеешь о нем. Почему?
- Почему? Почему я не хочу помогать гордому маленькому принцу и беспокоюсь об умирающем самурае?
- Так дело в том, что я «принц»? Или в том, что он самурай?
- Не все ли равно?
Злоба, как сухой порох, вдруг вспыхнула у Татсуи внутри. Брови воинственно сошлись на переносице.
- Мне не все равно! Я умоляю тебя помочь, но ты глух. Я никогда не покидал дворца в одиночестве и тем более не выезжал за пределы города. А теперь я черт знает где! И мне нужно добраться до моего брата, чтобы сказать ему, что наш отец убит! И что нашего маленького брата зарезали… без жалости, без сочувствия! Сказать ему, что теперь он сёгун! Но неизвестно, смогу ли вообще до него добраться!
- Тише. Я не могу пойти с тобой. Но везу его в деревню, если хочешь, идем со мной - он отвернулся и похоже больше не собирался говорить на эту тему. Мамору вытащил из ниши в стене темный сверток и сунул его Татсуе.
- Надень, а то твое слишком выделяется.
Мгновенная вспышка гнева угасла так же быстро, как и вспыхнула, и потому Татсуя покорно переоделся из нежно-желтого кимоно из лучшего шелка в простую серую хлопковую юкату.
- Идем, - велел Мамору. Кое-как они смогли усадить бесчувственного Тароматсу в седло, Мамору взобрался следом, чтобы придерживать его. Когда лошадка потрусила в сторону леса, Татсуе ничего не оставалось кроме как последовать за ним. Они долго ехали по узкой тропинке. Ветви деревьев так и норовили хлестнуть путников по лицу, то и дело приходилось нагибаться. Как-то незаметно Татсуя стал думать только о тропинке впереди, забыл о предстоящем долгом пути, о еще предстоящих бедах и лишениях. Он жил только в данный момент. В сумерках ехать было еще труднее, а выехали к деревне они, когда уже совсем стемнело.
- Жди здесь, - бросил Мамору через плечо. Татсуя остался у кромки леса, на другом конце широкой прогалины начиналась деревня, юноша видел тусклые светящиеся огоньки вдалеке. Луна успела трижды выйти и вновь скрыться в облаках, прежде чем вернулся Мамору. Он пришел пешком, неслышно вдруг вынырнул из темноты в двух шагах от Татсуи.
- Возьми, - он кинул что-то круглое. Юноша поймал, в руке звякнули монетки в кошеле,
- Я продал коня, часть пришлось отдать за лечение. Деньги тебе пригодятся в дороге больше, чем еще один конь.
- Спасибо, - глухо откликнулся Уэда, - Как Таро-доно?
- Лекарь сказала, что мы поспели как раз вовремя. Теперь с ним все будет в порядке.
- Успокой его… когда очнется, хорошо?
- Не думаю, что смогу найти слова, чтобы его удержать на месте.
- Попытайся… пожалуйста.
- Даю слово.
- Мамору-сан, хоть ты и не самурай, но все же человек достойный, - Татсуя быстро поклонился.
- Ты… это хорошо, что ты называешься чужим именем. Только впредь не говори, что ты крестьянин. Никто не поверит. Совсем ты не похож на сельского жителя, - Мамору вздохнул, - говори лучше, что ты актер театра кабуки. Ищешь новую работу.
Они постояли молча, Татсуя не мог различить в темноте лица мужчины, но все же вглядывался в него изо всех сил.
- Вот, - Мамору достал что-то из-за пазухи и накинул Татсуе на голову. Оказалось, это был темный сатиновый платок.
- Какая-никакая, но защита от любопытных взглядов. Кстати, я так и не спросил, куда нужно ехать?
- Дэва. Севернее только Хоккайдо.
- Это точно. Тосандо. от Токайдо туда путь долгий. Держись хребта, тракт для тебя опасен, но и удаляться в лес не менее рискованно.
- Я не буду тебя благодарить.
- И не нужно.
Мамору потрепал его по плечу. Татсуя забрался в седло, махнул на прощание и поскакал, так ни разу и не обернувшись. Каменаши смотрел ему вслед.
- Береги себя, маленький принц.
Автор: Koidzumi Risa
Бета: umi~kuraki
Статус: в процессе
Персонажи: Каменаши Казуя, Уэда Татсуя
Жанр: романс, слэш
Рейтинг: R
Примечание: AU, возможен OОC
Саммари: я пообещал всем богам, что ни за что в тебя не влюблюсь... Но люди слабы
Глава 1
Глава 2. НОВАЯ
Глава 2.
Казалось, что прошла целая жизнь, прежде чем они выбрались из дворца. Но на самом деле, когда двое путников выехали за город, на востоке только-только слабо заалело. Лошади резво бежали по дороге, унося их прочь, на север, от все еще продолжавшейся битвы. Татсуя, вернувшись к Тароматсу, не проронил ни слова, только помог ему подняться. И сейчас он тоже молчал, ожесточенно вглядываясь в голубоватые сумерки. Он нежно прижимал к груди белый сверток. Таро-доно несколько раз порывался спросить у Татсуи, что это, но неизменно останавливал себя.
Они выскользнули из дворца через большой вишневый сад, раскинувшийся вдоль внешней восточной стены. Маленькая неприметная калитка в дальнем конце была единственным выходом, который не охранялся.
- Нам нужно добраться к Даичи как можно скорее, - наконец, произнес Татсуя.
- Да, но нам не следует ехать прямо на север, - покачал головой самурай.
- Из-за преследования? Думаешь, они быстро сообразят, что мы ускользнули?
- Лучше поостеречься. Думаю, будет погоня. Следует свернуть с тракта и двигаться на северо-восток лесом.
- Хорошо. Надеюсь, ты заешь, что делаешь. Потому что я…
- Никогда не бывали за пределами города, я помню, – Татсуя кивнул.
Они снова замолчали. Тароматсу поморщился, стараясь пристроить раненую руку, но как бы он ее не положил, она все равно ныла. Прохладный утренний ветер неприятно щипал кожу и трепал волосы. Самурай мучился, А Татсуя, словно не замечал всего этого, только сильнее пришпоривал коня. Таро не мог знать, о чем он думает, но он понимал чувства своего господина. Даже для взрослого трудно в одну ночь потерять двух близких людей, а уж для мальчика тем более. Хотя какое значение имеет возраст? Даже взрослые дети плачут, когда умирают их родители. Считается, что жизнь наследника тяжела, но Тароматсу знал, что и Татсуе было не легче, чем его старшему брату. Между ними было почти десять лет разницы. Матерью Даичи была жена сегуна, в то время как Татсуя родился от женщины из гарема, после смерти которой, даже имя ее было утеряно. Таро-доно сам был первым сыном, и ему было трудно представить чувства ребенка, которому с детства твердили, что он лишь второй. Татсуя не учился ни сражаться, ни править, зато его научили слагать стихи, играть на кото да петь. Его жизнь была и наказанием, и благословением. Птичка в родных руках, которая никогда не знала злого слова.
И теперь этот изнеженный мальчик должен взять себя в руки и, пересечь почти всю страну, чтобы сообщить своему брату о смерти родных. Тароматсу несколько пугало его странное спокойствие.
Тихая проселочная дорога вела вглубь леса. С обеих сторон ее окружали ясени и дубы, кое-где высоко в небо устремлялись стебли бамбука. Самурай прислушался, но вокруг не было ничего, кроме щебета птиц, приветствовавших новый день. Некоторое время спустя Татсуя вдруг тронул поводья, и его лошадь послушно свернула вправо прямо в заросли папоротника.
- Господин, - позвал его Тароматсу, - куда вы?
Татсуя промолчал, и доно ничего не оставалось делать, как последовать за юношей. Когда лес стал совсем уж непроходимым, а ветви деревьев заслонили солнце над ними, и вокруг воцарился зеленоватый полумрак, Татсуя наконец остановился. Он спешился и, ведя лошадь на поводу, пошел вперед, вглядываясь в темноту и словно выискивая что-то. Самурай, поморщившись, осторожно слез с коня и побрел вслед за ним. Тароматсу слабо улыбнулся - он услышал негромкое журчание ручейка. Кажется, именно туда и шел его господин.
- Пришли, - юноша оглянулся, по его губам скользнула тень улыбки. Он осторожно положил свое сверток, который все это время баюкал в руках, на землю:
- Есть нож?
- Конечно, - он вытащил короткий, но широкий походный нож и подал его Татсуе, а сам тяжело опустился между корнями высокого старого дуба, осматриваясь по сторонам. Ручей был мелкий, но порожистый. Он гордо нес свои воды меж камней, и чувствовалась в нем какая-то тайная стать. С той стороны к ручью было не подобраться, его закрывали от глаз большие, поросшие мхом, валуны. Их берег был более гостеприимным, и подобраться к воде не составило бы труда. Но Татсуя наоборот отошел подальше, внимательно смотря себе под ноги, наконец, остановился под раскидистой ивой. Он опустился на колени и принялся рыть землю ножом. Почва была мягкая, темные комья быстро полетели в разные стороны, и скоро рядом с юношей уже образовалась яма размером около полутора метров в длину и одного метра в ширину.
- Татсуя-сама, - позвал Тароматсу, - что вы делаете? Что это?
- Я хочу похоронить его, - тихо отозвался он, возвращаясь к светлому кульку на земле, - он не должен был оставаться там. Наверное, он и так сильно перепугался.
- Его? – самурай взглянул на белую простыню, - Акио? Это Акио?
Татсуя не ответил, он очень осторожно развернул ткань, как мог, поправил на брате кимоно, осторожно пригладил растрепанные волосы, наклонился и, зажмурившись, поцеловал в лоб. Он закопал его быстро, даже торопливо, а потом все тем же ножом вырезал на дереве «Акио». Юноша тяжело сел рядом с Тароматсу.
- Все как-то… неправильно.
Татсуя вытянул ноги и запрокинул голову, вглядываясь в бесконечные плывущие над ними белые облака. Красный восход давно уступил место ослепительной синеве. Ступор последних двух часов начал проходить, к Татсуе возвращались чувства. Но внутри по-прежнему было пусто, только огромная зияющая дыра. Все, что было ему дорого, обратилось в ничто. Облака плывут, ветер шумит в листьях, ручей журчит, переливаясь по камням. Все живет, все изменяется. Говорят, все можно пережить, воспоминания выцветут и потускнеют со временем. Но Татсуя не представлял, как сможет пережить это.
- Я все еще не верю, что они мертвы… Не такой судьбы желал нам отец. Не так! Не так все должно было быть!
Самурай молчал, не глядя на господина.
- Теперь я знаю, каково это: брата хоронить. Его кровь и эта земля, они… они навсегда на моих руках. Никогда не забыть, как подошел к его постели и… увидел… - он сжал в ладони рукоять ножа так, что побелели костяшки, - пять лет - слишком мало для жизни. Почему я здесь, а он нет? Почему все произошло именно так?
«Звонкий смех и озорные глаза… Игры, деревянный меч, мечты. Бег, разбитые ладошки, слезы» - перед Татсуей проносился разноцветный калейдоскоп воспоминаний – «Детские улыбки и обиды. А теперь лишь кровь вокруг. И столько ее: пить - не напиться».
Он взглянул на Тароматсу - тот был смертельно бледен и с силой сжимал свое плечо.
- Таро-доно, вы в порядке?
- Да-да, - он слабо улыбнулся.
- Не похоже, что это правда. Давайте, я осмотрю вашу рану.
- Господин, не стоит. Я в порядке. Нам нужно спешить.
Татсуя без лишних слов жестом велел ему снять кимоно, но самурай спустил его только до пояса. Оказалось, что рана проходила не только по плечу, лезвие скользнуло еще и по боку. На плече порез был глубже и выглядел хуже, нужно было срочно остановить кровотечение. Татсуя задрал подол кимоно и оторвал от нижней рубахи три широкие полосы ткани.
- Что вы делаете, господин? – удивился Таро.
- Раны нужно перевязать, или ты попросту истечешь кровью.
Он направился к реке и, осторожно наклонившись, обильно смочил одну из полос. Холодная вода должна была хоть немного облегчить боль. Татсуя раньше никогда такого не делал, его мутило от вида и запаха крови, но все же пытался что-то сделать. Промыв раны, он сначала крепко перевязал порез на руке, а затем и на боку.
- Татсуя-сама, вам следовала оставить меня.
- Глупости, я и так оставил позади слишком многое. К тому же, без тебя мне точно не добраться до Даичи. Я ведь заблужусь, стоит только немного отъехать. Держитесь!
Он помог Таро взобраться на коня, и вскоре они двинулись вперед. Ручей, извиваясь, бежал на юг, так что им ничего не оставалось, как следовать вверх по течению. Татсуя надеялся, что вскоре ручеек обмельчает, и они смогут перейти его вброд. Ему совсем не хотелось идти самому и тащить лошадей по скользким, покрытым зеленой слизью, камням. Но поток только раздавался вширь и углублялся, и несколько часов спустя лошади брели уже мимо небольшой кипучей речушки, а к вечеру русло сменило направление к востоку и вскоре соединилось с полноводной рекой. Когда начало темнеть и нужно было уже подумать о ночлеге, впереди на берегу они заметили низкий маленький домик. Он стоял на нескольких деревянных сваях, честь которых была в воде, так что дом одной стеной выходил на сушу, а остальная его часть вдавалась в реку. Так что войти можно было только по небольшой лесенке.
Внутри, казалось, было темно и пусто.
Они медленно подъехали к хижине. Тишину вокруг нарушал только негромкий шелест воды и шуршание травы под копытами. Татсуе совсем не хотелось заходить в дом, но еще больше ему не хотелось ночевать в лесу. Он слез с коня и, поминутно оглядываясь, пошел к дому. Тот был крошечный, будто игрушечный, вырезанный из картона. Юноша поднялся по ступенькам и осторожно постучал в дверь. Никто не ответил, Татсуя постучал сильнее, а потом попытался открыть дверь. Неожиданно, она оказалась не заперта.
На первый взгляд внутри было почти пусто. Одна небольшая комната с несколькими нишами в стенах и двумя свернутыми в рулоны футонами в углу. Напротив входа было высокое окно, выходившее на реку. Посреди помещения располагался очаг, аккуратно сложенный из речного камня, вокруг него валялись несколько плоских подушек, а с потолка свисала массивная цепь с крюком. Ничего внушавшего опасения Татсуя не обнаружил и потому решил, что не будет плохого, если они заночуют здесь. Он вернулся за старым самураем. Ноги уже плохо его слушались, так что юноше пришлось поддерживать его.
Татсуя расстелил один из футонов и помог Тароматсу улечься. Тот опустился на матрац и почти мгновенно погрузился в сон. Татсуя растерянно сел рядом, он совершенно не знал, что ему делать. Они не ели уже почти сутки, да и есть было нечего. Очень хотелось спать, но Татсуя боялся закрыть глаза. Боялся, что как только он закроет глаза, то весь кошмар произошедшего вновь навалиться на него. Татсуя, скрестив ноги, раскачивался из стороны в сторону, не давая отдыха и так измученному телу. Чтобы не заснуть, он тихо запел старую песню, которую уже и не помнил, где услышал:
- Я в весенних горах
нашел пристанище на ночь —
и всю ночь напролет
в сновиденьях все также кружились
лепестки отцветающих вишен…
Холодная сталь коснулась его горла. Татсуя вздрогнул и почувствовал, как по шее побежала теплая струйка.
- Кто ты? И что делаешь в моем доме? – тихо и спокойно спросил кто-то, стоящий позади него.
- Мы… - Татсуя судорожно соображал, - мы… всего лишь путники. Думали, дом заброшен. Нам негде было ночевать.
Голос его сорвался на еле слышный, тонкий писк, что ему самому стало противно. У Татсуи мерзко заскребло на душе от того, что ему приходилось оправдываться. Все это казалось ему до отвращения унизительным.
- Путники? - хмыкнул незнакомец, - и куда же вы держите путь?
- На север.
- Какое точное определение. Подними руки, мальчик, и повернись, - юноша дернулся, - медленно.
Татсуя подчинился, катана теперь упиралась ему в грудь. Лицо человека, стоящего над ним, скрывала густая тень. В блеклом свете луны поблескивал только меч, лунный свет лениво играл на ребре.
- Я спрошу еще раз: кто ты такой?
- Меня зовут Уэда. Это мой отец. Мы заблудились, и нам негде было переночевать. Мы просто путники, клянусь! Просто путники!
- Либо никто не учил тебя врать, либо ты думаешь, что я идиот. Я все-таки склоняюсь к первому, - мужчина убрал катану в ножны. Татсуя подумал, что этого хороший знак. Может, их не убьют и не вышвырнут вон.
- Не хочешь называть настоящее имя – не нужно.
- Но…
- Тише, - незнакомец приложи палец к губам, - мне собственно все равно, почему вы здесь. Я просто хочу, чтобы вы исчезли.
- Но… - снова начал Татсуя.
- У меня не постоялый двор и не ночлежка. Вам придется уйти.
- Мой друг ранен…
- Только что это был твой отец. Хотя мне все равно, - мужчина скрестил руки на груди.
- П-пожалуйста, - Татсуя готов был разрыдаться от унижения. Но он вдруг ясно понял, что если они сейчас уйдут, то на всем можно поставить крест – им не выжить и не добраться до Даичи. Он схватил мужчину за подол юкаты.
- Пожалуйста, господин! Мы не ели уже сутки, мой друг ранен… он умрет, если вы не поможете… Пожалуйста!
Незнакомец отмахнулся от него и пошел в дальний конец комнаты.
- Пожалуйста… - Татсуя упал на пол, - у меня есть деньги…
Мужчина замер.
- Ты врешь, - он обернулся.
- Ну… - протянул Татсуя, вновь обретая почву под ногами, - они есть у человека, к которому мы идем.
- Значит, у тебя нет денег, - констатировал он, сразу потеряв ко всему интерес. Юноша от обиды закусил губу, ему еще никогда не приходилось просить о чем-то. Никогда раньше он никого не упрашивал, ему даже дважды повторять не приходилось.
- Подожди, - Татсуя судорожно пытался что-то придумать. Мужчина скептически наблюдал за ним, как бы говоря: «Ну давай, посмотрим, что у тебя есть?» Юноша нервно провел ладонью по шее и вдруг почувствовал под ней что-то прохладное – золотая цепочка! Сердце, радостно екнув, заколотилось новой надеждой. Он быстро снял украшение, засунув саму подвеску за пазуху, и протянул незнакомцу цепочку.
- Это все, что есть. Мы можем остаться? Этого хватит?
Мужчина взвесил золото на ладони и кивнул.
- Более чем, даже на немного гостеприимства хватит, - он присел у очага. Татсуя, все еще не веря, устроился рядом на подушке. Мужчина поколдовал немного над сухими поленьями, и вскоре домик наполнился веселым потрескиванием огня. В свете пламени Татсуя смог, наконец, разглядеть хозяина хижины. Тот был одет в светлое хлопковое летнее кимоно, волосы собраны в высокий пучок на макушке и перевязаны полоской серой ткани. Темные глаза поблескивали, отражая огонь. Татсуя вдруг очень захотелось провести пальцем по его носу с легкой горбинкой, почувствовать, каково это.
- Как тебя зовут? – порывисто спросил он. Мужчина, отодвинув одну из панелей в стене и достав оттуда котелок, как раз почти по пояс высунулся из окна. Он зачерпнул воды из реки и переспросил:
- Что?
- Как тебя зовут? – уже гораздо тише и нерешительнее повторил Татсуя.
- Зови меня… Мамору.
- Это … не настоящее твое имя, так?
- Угадал, - мужчина подвесил котел на свисающий сверху крюк. – Но и ты не стремился назвать свое. Почему я должен назвать настоящее?
- Я… - начал было Татсуя, но передумал и замолчал. Мамору достал из стенной ниши несколько коробочек и покидал в воду какую-то сушеную дрянь. Татсуя молча смотрел на закипающее варево, чувствуя, как от голода урчит в животе.
- Давай посмотрим, что там с твоим «другом-отцом», - вывел его из оцепенения Мамору, который только что снял котел с огня и поставил на металлическую подставку. Он присел на колени рядом с Тароматсу и бесцеремонно откинул с него одеяло. Самурай тяжело дышал, Татсуе казалось, что он чувствует жар его тела.
Мамору, отерев тонким полотенчиком испарину с его лба, осторожно стянул с Таро-доно кимоно. Затем он указал Татсуе не масляную лампу и велел ее поджечь, юноша помялся, но все-таки с величайшей осторожностью поднесь фитиль к огню. Лампа вспыхнула мгновенно, Татсуя подавил вскрик и вновь сел рядом с футоном. Он с любопытством наблюдал как руки Мамору легко и быстро порхают над раненным. Бинты были срезаны, раны промыты, намазаны какой-то сильно пахнущей мазью и снова туго перевязаны.
- Порезы не очень глубоки, но опасны, - вытирая руки, произнес мужчина, - на первый взгляд обошлось без заражения. Но я все же не врач. Нужно отвезти его в город, к лекарю.
- Нет! – воскликнул Татсуя помимо воли.
- Да, - усмехнулся Мамору, - думал, что ты так и скажешь. Это не просто раны, я всегда узнаю такой скользящий удар. Катана. Такой удар можно получить только в бою.
Юноша вздохнул и отвернулся.
- Кто охотиться за вами? Ты боишься, что он не оставит вас?
- Я точно знаю, что не оставит. Поэтому мы сошли с дороги. Хотели пересечь реку вброд, запутать следы.
- Твой друг слишком слаб, - Мамору набрал в котел чистой воды и снова подвесил его над огнем, - он не сможет завтра же продолжить путь… куда бы вы не шли.
Он бросил в закипающую воду немного риса, рыбы и каких-то трав. Как ни странно, но этот странный «суп» пах удивительно приятно. Через пару минут Мамору протянул Татсуе дымящуюся плошку. Юноша жадно набросился на еду, почти урча от удовольствия.
- Ложись спать… Уэда, - улыбнулся мужчина, расстилая на полу еще один футон. Татсуя послушался. Уже засыпая и вглядываясь в резко очерченный лунным светом силуэт Мамору на фоне окна, он подумал, что им повезло забрести именно сюда.
- А волосы у него такие же длинные, как мои, - улыбнулся он, погружаясь в сон.
Татсуя стоит посреди комнаты, ярко-красный цвет стен режет глаза. Он оглядывается в поисках выхода, но здесь нет даже окон. Языки голубоватого пламени обжигают его. Татсуя мечется, шарит руками по стенам, но надежды мало. Множество темных силуэтов вдруг отделяется от стен, они идут на него, окружают со всех сторон. Юноша всматривается в их расплывчатые лица, они совсем не похожи на человеческие. Но почему-то он узнает в этих тенях отца, брата, всех тех, кого оставил в замке.
- Ты оставил нас, - медленно произносит отец, одно рукой прижимая к себе Акио, а другой обличающе указывая на Татсую.
- Ты оставил нас, - подхватывают остальные.
- Предал нас.
- Предал нас! – вновь вторят голоса. Татсуя зажимает уши руками.
- Нет, - еле слышно шепчет он, - нет, это не так! У меня не было выбора!
- Ты всегда находил оправдания.
- Ты! Ты! Ты! – толпа теней беснуется и тычет в него пальцами. Хор их голосов сливается в единый шум, возносится до самого потолка, отражается от стен и, словно обретя физическую форму, сбивает Татсую с ног.
- Нет, отец, пожалуйста, - юноша хочет прикоснуться к нему. Фантом отца начинает плавиться, кожа, как расплавленный воск, стекает вниз вместе с волосами. Остальные призраки в агонии царапают лица ногтями и тоже оплывают, превращаясь в бесформенные кровавые массы. Красная жижа растекается по полу, поднимаясь все выше. Татсуя в панике оглядывается, снова ищет выход. Он задыхается, утопает. В багровой каше из крови и кишок, он замечает половинку знакомого лица и застывает в немом ужасе. Юноша погружается все глубже и глубже, пока горячая, как расплавлены металл, масса не начинает заливать глаза. Он кричит от безысходности, от животного желания жить. Кричит…
Татсуя проснулся от собственного истошного крика, зашарил руками по телу. Внезапно кто-то подскочил и крепко-крепко его обнял. Юноша продолжал трепыхаться, но освободиться не мог. Наконец, он затих, расслышав шепот.
- Тише, мальчик, тише, - голос Мамору мягко обволакивал его, успокаивая.
- Ты в безопасности, это был всего лишь кошмар. Дурной сон. Все было не взаправду. Ты просто сильно устал.
Татсуя вцепился в его кимоно, дрожа и глотая слезы, вдыхая незнакомый, но приятный запах.
- Ложись, мальчик, спи спокойно, до рассвета еще далеко, - юноша заставил себя отпустить ткань и вновь улечься на постель.
Ленивое сентябрьское солнце шарило по комнате своими лучами. Татсуя медленно потянулся и сел. При виде незнакомой обстановки на него накатила волна уныния. Он уже немного отошел от шока, и потому мысли о потерянном все чаще его посещали. Они словно волны большого, серого, холодного океана, то накатывали на него, то отступали. Когда очередная волна захлестывала его, то внутри становилось нестерпимо больно, словно кто-то распорол ему грудь и насыпал туда горячих углей.
Вчера у него не было времени на раздумья, им нужно было поскорее уехать от дворца, а потом они искали ночлег. Татсуя и сейчас думал, что от замка они отъехали недостаточно далеко, но эта проблема словно отодвинулась на задний план, зато все мысли, что он так усердно гнал от себя, нахлынули с новой силой.
Татсуя вспомнил свой кошмар и его передернуло. Он потер виски, старясь избавиться от свинцовой тяжести в голове. Юноша посмотрел на Таро-доно - его грудь мерно вздымалась, сон был глубоким и спокойным. Татсуя надеялся, что это признак скорого выздоровления. Сам он почти ничего не знал о ранах или сражениях, разве что из книг. Внезапно он ясно осознал, что он один. Пусть рядом есть его друг, но он один. Тароматсу не может взять на себя ответственность, ведь это его, Татсуи ноша, его обязанность. Есть еще Даичи, только вот он слишком далеко и неизвестно, дойдет ли до него печальное известие. Где-то там на севере во главе небольшой армии старший брат ждет приказов отца…
Татсуя согнулся так, что почти коснулся лбом колен, и судорожно вцепился в свое кимоно, словно ему предстояло тут же сорваться с места и бежать, пока он не найдет брата, пока не упадет ему на руки и не переложит этот груз на его плечи.
- Стой, - сказал он себе, - никуда еще не нужно бежать. Успокойся!
Юноша потер лицо руками и вздохнул. Маленькая хижина вдруг стала тесной и неуютной, он подскочил, широко распахнул дверь и выбежал наружу. Солнечный свет ударил в лицо, Татсуя зажмурился и замер на несколько секунд, наслаждаясь теплом.
Теперь при свете дня он мог разглядеть, куда же забросила его судьба. Впереди было широкая поляна, вся усеянная разноцветными высокими, но мелкими цветочками. Сразу за ней чернел лес, словно крепостная стена, возведенная самой природой. Татсуя взглянул в ту сторону, откуда они минувшей ночью пришли в этот странный одинокий домик, и подивился. Там деревья почти вплотную подступали к воде, оставляя лишь узкую полоску мокрого песка. Как только они могли здесь пройти? Хорошо, что ни он, ни лошади не видели близкого бурного потока. Если бы только его конь оступился на скользких камнях, то нашли бы его далеко-далеко вниз по течению, если, конечно, вообще нашли бы.
Юноша сошел по ступенькам вниз, оглядел дом и пошел вперед по еле заметной тропинке. Воздух был напоен запахом трав, в глазах рябило от количества цветов. Татсуя сошел с тропки и улегся на небольшом теплом пригорке. Он закинул руки за голову и посмотрел в небо. Оно было такое близкое - подними руку и коснешься кончиками пальцев гладкого края, - но в тоже время глубокое как море. Хотя, правду сказать, Татсуя никогда не видел моря, но ему казалось, что оно должно быть именно такое: бескрайнее, синее, волнующее.
Он смотрел вверх, и пред ним мелькали картины прошлого: далекого, когда он был еще маленьким мальчиком, и недавнего, где он был уже юношей. Он не помнил лица матери, только то, как она обнимала его и тихо пела, и что она была очень доброй, и от нее еле слышно пахло жасмином. Она прижимала его к себе крепко-крепко, слово боялась чего-то. Он не помнил, как и отчего она умерла, но помнил похороны. Татсуя тогда цеплялся за руку Тароматсу, хотя тогда ему так хотелось, чтобы это был отец. Но тот осматривал крепости на юге и что ему было за дело до умершей. Наследник у него уже был, а Татсуя -всего лишь страховка, запасной вариант на случай, если Даичи упадет с лошади и сломает шею.
Отец ничего не чувствовал к матери, но, кажется, он все же что-то чувствовал к сыну, и у Татсуи были о нем и приятные воспоминание. Когда он был маленьким, сегун учил его ездить на лошади, вернее, поначалу это был пони, а потом уже через пару лет и настоящий жеребец. Это был чистокровный арабский жеребец, не то, что мохноногие, низкие лошадки-тяжеловесы, на которых ездили в армии. Конь был светло-серый, в яблоках и с белоснежной гривой. Татсуя звал его Бэй, просто так, без причины или потаенного смысла. Странно, но мысль о том, что впопыхах он даже не вспомнил о старом друге, расстроила его сильнее всего.
Мысли у него в голове путались, наскакивали друг на друга, будто им было тесно. Он никак не мог поймать за хвост ту, единственную, какую-то самую правильную. Он все думал, что ему делать. Как ему добраться до Даичи? Брат ведь далеко на севере, а пересечь полстраны, не имея ничего за душой, не так-то просто. Что, если Тароматсу умрет? Что, если ему, Татсуе, придется путешествовать в одиночку? Он ничего не знает и нигде не был.
Татсуя прикрыл глаза и застонал. Он не знал, сколько пролежал там, не двигась, только прислушиваясь к шуму ветра, плеску волны о прибрежные камешки. Неожиданно на него упала тень, и юноша открыл глаза, тут же сощурившись.
- Уже проснулся, Уэда-сан? – Мамору присел рядом с ним на поросший сухой травой холмик. Татсуя не ответил.
- А я вот с утра побывал в деревне. Нужно было запастись провизией, к тому же я давно не выходил к людям, хотелось узнать новости. И как раз вовремя.
Татсуя насторожился, а мужчина покивал самому себе и продолжил:
- Говорят, старый сёгун умер. Тихая естественная смерть. Теперь сёгуном станет его старший сын.
Он помолчал.
- А еще говорят, будто сёгуна убил его же племянник. И теперь его воины разыскивают второго сына сёгуна. Говорят, он сбежал из дворца с одним из верных самураев. И еще… сегодня я виде в деревне вооруженных людей, они расспрашивали о двух людях. Ведь до этой деревеньки всего один дневной переход, значит, сын сёгуна волне мог ее проезжать.
Юноша смотрел на колыхающиеся на ветру высокие стебли, на лес вдали. Он понимал, к чему клонит Мамору, но что он мог сделать…
- Я умею складывать два и два, - тихо сказал Мамору, - ты, твой друг, рана от меча у него на боку, эти воины в деревне, и то, что твоя крестьянская фамилия никак не подходит твоим манерам.
Татсуя посмотрел на него с немой мольбой. Он и сам не знал, о чем просит.
- Токугава Татсуя-сан, второй сын прошлого сёгуна, брат наследника. Тебе придется уйти.
- Нет. Я не могу…
- Мне не нужны неприятности. Я… сам по себе. Никому не слуга. И я не обязан помогать тебе.
Мамору поднялся на ноги и пошел к дому.
- Постой, - воскликнул Татсуя, - но… но ты же теперь все знаешь! Ты должен мне помочь.
Он побежал вслед за мужчиной, тот резко остановился и обернулся.
- Нет, ты ошибаешься, - он выразительно поднял брови, - ничего я тебе не должен. Может, другие бы сочли за честь помочь тебе. Но только не я. Это политика, большая игра, и я не хочу ввязываться.
- Мне не к кому пойти. Ты мог бы… проводить меня к брату, о большем я не прошу.
Юноша смотрел себе под ноги.
- Прости, - Мамору покачал головой.
Он остановился у берега реки, рассеянно сощурился на клонившееся к закату солнце, сбросил на землю одежду и простую холщевую сумку с едой.
- Что ты делаешь? – удивленно спросил Уэда, позабыв даже о своем разочаровании.
- Собираюсь искупаться, - Мамору улыбнулся и зашел в воду, - разве ты никогда не купался?
Татсуя смотрел на него во все глаза.
- Нет, - пролепетал он, - только ванна...
- Значит, маленький принц никогда не купался, а только всю жизнь принимал горячие ванны, пока вокруг порхали слуги.
Он рассмеялся и нырнул, Татсуя ахнул и подбежал к берегу. Мамору всплыл уже на середине реки и помахал ему рукой.
- Плыви сюда, маленький принц, если не боишься!
- Я не принц!
- Что? Я ничего не слышу! Если хочешь что-то сказать, придется подойти!
- Нет!
- Не бойся, принц, здесь водиться только мелкая рыбешка. Никто не схватит тебя и не утащит на дно!
- Я не принц!
- Ничего не слышу! – Мамору ухмыльнулся, продолжая махать руками. Выглядел он при этом до того нелепо, что Татсуя не выдержал и расхохотался. Он еще помялся, а потом торопливо сбросил кимоно и плюхнулся в воду. Она показалась ему жутко холодной, а воздух, казавшийся еще пару минут назад почти горячим, холодил нежную кожу. По спине у Татсуя забегали мурашки. Ему пришлось постоять пару минут, чтобы привыкнуть хоть немного. Плавал юноша с трудом, поэтому просто шел вперед. Когда до Мамору оставалось не более пяти шагов, а вода уже доходила ему до груди, Татсуя сложил ладони рупором и крикнул:
- Я не принц!
- Я слышу, незачем так кричать, - вдруг Мамору оказался неожиданно близко. Татсуя вдруг смутился своей наготы, опустил глаза и тихо, уже в который раз, повторил:
- Я не принц.
- А по-моему, настоящий принц, - он наклонился вперед и шепнул, растягивая слова, - или даже принцесса.
Татсуя фыркнул и хотел отвернутся, но Мамору ему не позволил, за плечи развернув его к себе. Юноша вздрогнул, вдруг почувствовав, как что-то прикасается к его паху. Очень медленно Мамору взял его лицо в ладони, большие пальцы погладили щеки. Татсуя всего на секунду, забывшись, прикрыл глаза и почувствовал легкое прикосновение к своим губам. В голове у него стало совсем пусто, словно сладкий, как цветочный нектар, ветерок выдул оттуда все мысли. Ласковое прикосновение набирало силу, становясь все более страстным и напористым. Татсуя очнувшись, протестующе замычал и оттолкнул мужчину от себя.
- Что ты делаешь?!
Мамору облизал губы и усмехнулся.
- Хотелось попробовать тебя «на вкус». Оказывается, принц не очень-то отличается от просто смертного.
Он обошел Татсую и поплыл обратно к берегу.
- Я не принц, - буркнул юноша ему вслед и тоже побрел к берегу.
Они в молчании вернулись в хижину. Мужчина бросил в угол сумку и присел рядом с раненым. Пальцы легко пробежали по лбу Таро, отодвинули ткань кимоно.
- У него жар. Плохой признак.
- Что? Но ведь рана не настолько серьезна.
Он посмотрел на друга, еще пару часов назад тот выглядел выздоравливающим. Теперь его лицо стало пепельно-серым, он тяжело дышал, как будто что-то сдавливало грудную клетку, по лбу струился пот.
- Ему нужен настоящий врач, я ничего не смогу сделать. Лучший выход - это отвезти его в деревню. Туда всего пять часов ходу, а на лошади и того быстрее.
- Нет!
- Там ему помогут.
- Нет! Я не могу пойти в деревню. Ты же сам сказал, что там солдаты. Думаешь, меня не узнают?
- Готов оставить друга умирать? Не хочешь рискнуть ради него? Свою шкуру спасти хочешь?
Татсуя странно дернулся, словно от удара, и поник. Он никак не мог понять этого человека. То он вел себя совершенно равнодушно, будто ему ни до кого нет дела, и он всегда сам по себе. То вдруг целовал его, то его вдруг заботит судьба Тароматсу. Кто он вообще такой? Кто ты, Мамору?
- Кто ты, Мамору-сан? – неосознанно вслух повторил Татсуя.
- Что?
- Нет, ничего, - Татсуе было не по себе под это пристальным взглядом.
- Кто я?
- Ты совсем не хочешь помочь мне, но так рьяно радеешь о нем. Почему?
- Почему? Почему я не хочу помогать гордому маленькому принцу и беспокоюсь об умирающем самурае?
- Так дело в том, что я «принц»? Или в том, что он самурай?
- Не все ли равно?
Злоба, как сухой порох, вдруг вспыхнула у Татсуи внутри. Брови воинственно сошлись на переносице.
- Мне не все равно! Я умоляю тебя помочь, но ты глух. Я никогда не покидал дворца в одиночестве и тем более не выезжал за пределы города. А теперь я черт знает где! И мне нужно добраться до моего брата, чтобы сказать ему, что наш отец убит! И что нашего маленького брата зарезали… без жалости, без сочувствия! Сказать ему, что теперь он сёгун! Но неизвестно, смогу ли вообще до него добраться!
- Тише. Я не могу пойти с тобой. Но везу его в деревню, если хочешь, идем со мной - он отвернулся и похоже больше не собирался говорить на эту тему. Мамору вытащил из ниши в стене темный сверток и сунул его Татсуе.
- Надень, а то твое слишком выделяется.
Мгновенная вспышка гнева угасла так же быстро, как и вспыхнула, и потому Татсуя покорно переоделся из нежно-желтого кимоно из лучшего шелка в простую серую хлопковую юкату.
- Идем, - велел Мамору. Кое-как они смогли усадить бесчувственного Тароматсу в седло, Мамору взобрался следом, чтобы придерживать его. Когда лошадка потрусила в сторону леса, Татсуе ничего не оставалось кроме как последовать за ним. Они долго ехали по узкой тропинке. Ветви деревьев так и норовили хлестнуть путников по лицу, то и дело приходилось нагибаться. Как-то незаметно Татсуя стал думать только о тропинке впереди, забыл о предстоящем долгом пути, о еще предстоящих бедах и лишениях. Он жил только в данный момент. В сумерках ехать было еще труднее, а выехали к деревне они, когда уже совсем стемнело.
- Жди здесь, - бросил Мамору через плечо. Татсуя остался у кромки леса, на другом конце широкой прогалины начиналась деревня, юноша видел тусклые светящиеся огоньки вдалеке. Луна успела трижды выйти и вновь скрыться в облаках, прежде чем вернулся Мамору. Он пришел пешком, неслышно вдруг вынырнул из темноты в двух шагах от Татсуи.
- Возьми, - он кинул что-то круглое. Юноша поймал, в руке звякнули монетки в кошеле,
- Я продал коня, часть пришлось отдать за лечение. Деньги тебе пригодятся в дороге больше, чем еще один конь.
- Спасибо, - глухо откликнулся Уэда, - Как Таро-доно?
- Лекарь сказала, что мы поспели как раз вовремя. Теперь с ним все будет в порядке.
- Успокой его… когда очнется, хорошо?
- Не думаю, что смогу найти слова, чтобы его удержать на месте.
- Попытайся… пожалуйста.
- Даю слово.
- Мамору-сан, хоть ты и не самурай, но все же человек достойный, - Татсуя быстро поклонился.
- Ты… это хорошо, что ты называешься чужим именем. Только впредь не говори, что ты крестьянин. Никто не поверит. Совсем ты не похож на сельского жителя, - Мамору вздохнул, - говори лучше, что ты актер театра кабуки. Ищешь новую работу.
Они постояли молча, Татсуя не мог различить в темноте лица мужчины, но все же вглядывался в него изо всех сил.
- Вот, - Мамору достал что-то из-за пазухи и накинул Татсуе на голову. Оказалось, это был темный сатиновый платок.
- Какая-никакая, но защита от любопытных взглядов. Кстати, я так и не спросил, куда нужно ехать?
- Дэва. Севернее только Хоккайдо.
- Это точно. Тосандо. от Токайдо туда путь долгий. Держись хребта, тракт для тебя опасен, но и удаляться в лес не менее рискованно.
- Я не буду тебя благодарить.
- И не нужно.
Мамору потрепал его по плечу. Татсуя забрался в седло, махнул на прощание и поскакал, так ни разу и не обернувшись. Каменаши смотрел ему вслед.
- Береги себя, маленький принц.
-
-
24.02.2013 в 17:27-
-
25.02.2013 в 21:54