Дневник Рисы

В жизни человека, который мне нравится, я стремлюсь занять как можно больше места. Я готова вытеснить все остальное. Иногда мне кажется, что это просто ужасно. Будто я пройду и оставлю за собой только выжженные, бесплодные земли. Мне нужно все больше и больше места в душе человека. Сопротивление только усиливает жажду, распаляет мою решимость.
Вероятно, это эгоистично, но если по-другому будет, то это уже не я.

@темы: дневник Рисы

---

30.10.2008 в 23:28

Пишет  r2r:

Однажды мне понадобилось объяснить "жаворонку", как себя чувствует "сова" в мире, где работают с 8:30. Именно "как себя чувствует", а не "какие есть способы этоо избежать" - тема тоже интересная, но немного другая.

Объяснение, правда, получилось в духе рекомендаций "Как подготовиться к рождению ребёнка". ))

- Поставьте будильник на 3 часа ночи.

- Когда он прозвенит, встаньте.
- 3:00. Не выспались? Это ваши проблемы. Кругом ночь? Включите свет. Ага, и радио, очень помогает. Умывайтесь, одевайтесь, готовьтесь к выходу из дома. Зеваете? Спать хочется? Нет, "прилечь ненадолго" нельзя. В 4:30 вы должны быть на работе. Лучше выпейте чая с сахаром.
- 3:35. Готовы? Выходите? Посмотрите в зеркало. Проверьте наличие юбки/брюк и отсутствие домашних тапочек на ногах. Да-да, вы не выспались и плохо соображаете. Поэтому проверьте, всё ли вы выключили и закрыли, на месте ли деньги, ключи и телефон. Почему вы так мало успели, хотя прошло уже 40 минут? Сейчас 3:40 ночи, вы хотите спать. Вы всё делаете медленно, ошибаетесь, забываете, зачем пришли на кухню и где положили расчёску. Вы, вообще говоря, спите. Если вы хотите выйти вовремя, нужно или вставать ЕЩЁ раньше, или применить стимулятор помощнее. Кофе, да. Ну так что, вы не забыли? Выходим на улицу.
- 3:45. Осторожнее! Вы ещё спите, всё правильно, но через дорогу переходить всё-таки надо. И учтите, что вы реагируете на всё медленнее, чем обычно. Почему у вас такое плохое настроение? Да потому, что вы не выспались, встали не вовремя и вынуждены куда-то тащиться, зевая.
- 4:00. Вы каким-то чудом попали на нужную вам остановку транспорта, но напрочь не помните, как сюда шли? Познакомьтесь, это ваш автопилот. Он знает, куда вы ходите каждый день. Он способен ориентироваться в окружающем мире (не слишком хорошо, но сойдёт) и поддерживать несложную беседу. Зачем он нужен? Чтобы привести вас на эту остановку, пока вы спите на ходу. Ещё он умеет платить за проезд и отслеживать, где вы едете (не слишком хорошо).
- 4:25. Проехали свою остановку? Выходите здесь и добирайтесь как знаете. Да-да, ваш автопилот пока не слишком хорошо умеет отслеживать, где вы едете. Ничего, научится. Если не доверяете ему - не задрёмывайте в транспорте.
- 4:40. Ну вот вы и на работе. Опоздали? Выслушивайте упрёки, ваше "я хотел спать" никого не волнует. 4:50, отличное время для начала рабочего дня. Работайте.
- 5:20. Не работается? Мозг посылает сигналы "я хочу спа-а-ать"? Спать нельзя. Нет, закрыть глаза и прилечь на стол (станок, прилавок) тоже нельзя. Работайте. И постарайтесь не делать ошибок (в особенности, не оттяпать себе палец и не въехать в столб) и не грубить людям. Улыбайтесь. Принимайте решения.
- 5:40. Нет, так не пойдёт. Если тупо пялиться в этот листок, работа не сделается. И автопилот с этим не справится. Сделайте себе кофе. С сахаром. Подкормим и разбудим мозг.
- 7:00. Всё отлично, вы втянулись, работа спорится. Теперь оставьте её и идите пообедайте. Что значит "не хочется"? Вы на ногах с 3 часов, вашему организму нужна настоящая еда. А не хочется потому, что у вас в крови дикое количество сахара. И ещё вы как бы немного не здесь. Это всё сахар, "дешёвые" углеводы. Пойдите и съешьте настоящий обед.
- 8:00. Глаза опять слипаются? Это вы не выспались. Ничего. Работайте.
- 13:30, пора и домой. Хватит работать. Что значит - не успели? Рабочий день окончен. Хотите - оставйтесь сверхурочно, но учтите, что дома само собой ничего не сделается.
- 15:00. Вы дома, всё прекрасно. Если очень хочется спать, вздремните. Скорее всего, вы прекрасно сможете игнорировать мультфильмы по телевизору и сверлёжку стен у соседей.
- 17:00, начинайте укладывать ребёнка спать. Он не хочет? А чьи проблемы? Ему нужно спать 10 часов в сутки, а вам завтра будить его в 3. Сегодня была только разминка, настоящее веселье будет завтра.
- 19:00, ребёнок наконец-то улёгся. А теперь укладывайтесь сами. Что значит - рано? Вам нужно 8 часов сна в сутки, вам вставать в 3. Будет тяжело. Не успели что-то сделать? Скоро интересный фильм? Хотели почитать книжку? Если вы уверены - пожалуйста, это ваша жизнь. Но завтра вам вставать в 3. Точнее, в 2:50, вы ведь не хотите опоздать?
- 2:50, звонит будильник. Да, ещё 10 минут вполне можно полежать. Всё равно вы не соберётесь быстрее, если сейчас встанете. Но лучше вставайте - вам ещё будить ребёнка.
- 3:20. Не просыпается? Уговоры не помогают? Ругань и вопли не помогают? Стаскивайте его с кровати, отнимайте одеяло, вручайте ему стакан чая (не горячий, не крепкий, без молока, умеренно сладкий). Сел? Не давайте лечь. Да-да, найдите его одежду. Чёрт знает, где она. Автопилот что-то нашёл, ура. Теперь всё то же самое, что и вчера, только постоянно контролируйте, одевается ребёнок или сидит, глядя в пространство. Он на вас орёт? Он хнычет? Он тормозит, он пытается надеть колготки на руки? Всё правильно, 3:50 ночи, он хочет спать.
- 4:10. Посмотрите в зеркало. Проверьте наличие юбки/брюк и отсутствие домашних тапочек на ногах у себя и у ребёнка. На работу вовремя вы не успеете, временно наплюйте на это. Вам нужно доставить ребёнка в школу или детсад. Выходите на улицу. Не хочет идти, идёт медленно? Это потому, что он очень хочет спать. Ему нужно 10 часов сна в сутки. Он проспал 8 и встал намного раньше, чем проснулся бы самостоятельно. Разумеется, он раздражён и туго соображает. Да, вы с ним опоздали. Выслушайте упрёки.
- 4:30. Позвоните на работу и предупредите, что опоздаете. Не говорите "проспал", это никого не волнует, и вам попросту влетит. Соврите что-нибудь. Привыкайте, врать придётся много и убедительно.
- 6:30. Посчитайте, а, сколько вы пьёте кофе. И ограничьте его количество. Усилием воли. И сахар тоже. Совсем без допинга работать вы не сможете, но если не будете контролировать дозу - быстро угробите себе сердце, сосуды и поджелудочную.
- 13:30. Не успели всё сделать? Ладно, останьтесь сверхурочно. Но кто-то должен привести домой ребёнка, помните?
- 16:00. Вы дома, всё прекрасно. То, что с утра нацепил на ребёнка автопилот, вы вообще-то собирались пустить на ветошь, но это фигня. Постарайтесь сегодня что-то сделать по дому. Заодно выясните, что можно поручить автопилоту, а что нет. В 17:00 вам укладывать ребёнка спать, а в 19:00 - ложиться спать самому.
Если что - ко врачу на приём записывают в 2:30. Ночи. Поликлиника в 30 минутах от вашего дома.

Через две недели такой жизни из успешного, адаптированного существа, из нормального родителя вы превратитесь в монстра, постоянно взвинченного от кофе или спящего на ходу. С ребёнком вы будете видеться в основном в трёх состояниях: 1) утром, когда вы оба заторможены и злы 2) днём, когда вас клонит в сон 3) вечером, когда вы его упинываете спать, а он не хочет.
Вы постоянно опаздываете, у вас начались проблемы с давлением, у вас изжога и вечно подавленное настроение.
Раньше вы любили свою работу, а теперь начинаете мечтать о субботе уже утром в понедельник. Потому что можно будет спа-а-ать. Аж до 7 утра. А то и до 9. Если, конечно, кто-нибудь не позвонит в 5 с бодрым вопросом "Как, вы ещё спите?"
Ваша культурная и общественная жизнь неудержимо стремится к нулю. В выходные вы спите. Полтора дня. А потом ложитесь в 19:00, потому что вставать в 3.

Возможно, вы когда-нибудь адаптируетесь к такой жизни. Некоторые же адаптируются. Есть же люди, которые прекрасно привыкают вставать в 3 ночи и ложиться в 7.

За что вам всё это? Ну, за то, что ваш организм устроен так, что вам комфортно спать с 11 вечера до 7 утра.

@темы: всякая всячина

---

Look at me

Автор: Koidzumi Risa
Бета: umi~kuraki
Название: Look at me
Персонажи: Каменаши Казуя, Аканиши Джин
Рейтинг: PG-13 - R
Жанр: AU
Дисклеймер:
Все ситуации вымышленные, все имена придуманные,
все названия условные, все совпадения случайные,
все фотографии поддельные, все тексты созданы генератором случайных слов.
Примечание: в тот пост уже не влезает))


Предупреждение: в данной и следующей главе - злой автор но не бейте меня за это сильно

Глава 8 все странно

Джин лежал на кровати в своих покоях и бесцельно смотрел в потолок. Он провел взаперти почти неделю: к этому времени в голове было пусто и холодно, как ночью в пустыне. Первые пару дней были крики, эмоции, потом мысли, а сейчас не осталось ничего. Апатия опустилась на него, как быстрые зимние сумерки, и показалось, что весь мир вокруг запорошен белым, липким снегом, да так, что вокруг и не разглядишь ничего.
При их первом поцелую ему мнилось, что он взмыл к облакам. А потом Аканиши узнал древнюю, как мир, истину - что солнце опаляет крылья, что любовь приносит горя столько же, сколько и счастья. Джину виделось, что все страданья и радости, рассчитанные на годы, он выпил махом за один вечер. Сладкий яд опалил горло и выжег все внутри.
Иногда он слышал, как Казуя приходит, стучит в дверь и просит его впустить, но Аканиши не хотелось никого видеть.
Для Джина это чувство любви было в новинку, и жестокий обман больно ранил сердце, которое раньше ничто не могло потревожить. Душа раскрылась, как оказалось, не для любви, не для радости, а для того, чтобы жестокий, бесчувственный и расчетливый, как думал Аканиши, юноша мог ворваться и растоптать нежные ростки первых чувств.
Душа его была в руинах. Или ему это только казалось. Джин испытывал странно наслаждение, лелея и пестуя свою горечь. Долгие дни и ночи бродил он в темном мире своего отчаяния.
К концу недели тело Аканиши было почти столь же истерзано и истощено, как разум и сердце. Он не ел, почти не спал. Хотя иногда природа брала свое, и он проваливался в короткое мутное забытье, где тоже не находил себе покоя. Джин редко вставал с постели в течение дня, но каждое утро на рассвете, как и прежде, Аканиши выходил на балкон. Сердце его было изранено, но, сколько бы он не старался избавиться от своей любви, нежность все равно рвалась наружу, стоило Джину увидеть Казую.
А Казуя все так же по утрам собирал цветы в саду. Он срезал их большими садовыми ножницами и мурлыкал что-то себе под нос, и песни его были печальны. Ножницы то и дело соскальзывали и ранили тонкую белую кожу. Аканиши с боль представлял ладони, истерзанные множеством крошечных порезов. Ладони, к которым он отчаянно желал прикоснуться.

Казуя вошел в его покои через маленькую дверь, соединявшую спальни супругов. Раньше он ей не пользовался, но сейчас обстоятельства казались уже чрезвычайными.
Его поразила и испугала перемена во внешнем виде Аканиши. Он похудел, лицо его осунулось и посерело, щеки впали, а скулы наоборот заострились, волосы грязными нечесаными лохмами торчали в разные стороны. Казу замер, разглядывая его и не решаясь приблизиться.
- Месье, - нерешительно позвал он. Джин открыл глаза и посмотрел на него устало и немного раздраженно.
- Пришли еще раз шокировать меня или, может, просто еще раз надавить на больное? – он, морщась, полусел в кровати, опираясь на спинку. Казуя на миг прикрыл глаза и не ответил на выпад.
- Вот, - Аканиши только сейчас заметил у него в руках небольшой, чуть мятый конверт. - Герцог Орлеанский прислал приглашение на ежегодный прием в Сен-Клу.
Джин не проявил к этому ни малейшего интереса, лишь внимательно оглядел Казую, будто пытаясь отыскать в нем что-то новое. Казу помедлил, все еще надеясь на ответ, а потом продолжил:
- Король будет там. Он требовал вашего присутствия.
- Когда?
- Завтра. Приглашение пришло давно, а записка от короля - вчера утром, - как бы оправдываясь, ответил Казуя.
- Хорошо, - слабо отозвался Джин, пытаясь кивнуть, но его голова безвольно мотнулась в сторону.
- Месье, - Казу добавил в голос просительных ноток, - вам надо поесть и привести себя в порядок. Вы ведь не хотите предстать перед королем в таком виде?
- Каком «таком», мадам? – Аканиши нахмурился. Юноша молча протянул ему крохотное зеркальце. Джин поморщился и попытался разгладить упрямую морщинку между бровями, которая появилась совсем недавно.
- Мне пора, месье. Лакей скоро придет, чтобы помочь вам, - Казуя направился к маленькой двери, откуда пришел, но на пороге обернулся:
- Господин, я умоляю, зовите меня по имени. Я не могу больше слышать это обращение.
Аканиши удивленно вскинул брови.
- Не зовите меня «мадам». Только не вы! Пожалуйста! О большем я не прошу.
Он вышел из комнаты.

Времени шить наряды совсем не было, но свет все равно еще не видел большинство платьев, сшитых для прекрасной мадам Аканиши, поэтому Казую не особенно заботило, что Мина выберет для него.
Немного раньше полуночи карета посла подъехала к главному входу замка. Лакей открыл дверь, Джин первым выбрался из кареты и, как того требовал этикет, подал руку своей жене, но при этом старался даже не смотреть на нее. На Казуе было платье из парчи изумрудного цвета, расшитое золотыми птицами и украшенное множеством крупных жемчужин и изумрудов.
Когда объявили об их прибытии, многие из гостей обернулись, по бальной зале пробежал легкий шепоток: мадам Аканиши была редкой гостьей в свете.
Джин, как только того позволили приличия, тут же поспешил покинуть супругу. Казуя остался стоять в одиночестве, рассеянно и немного испуганно разглядывая незнакомых людей.
- Добрый вечер, мадам, - Филипп Орлеанский возник из толпы, будто по волшебству. Он был похож на райскую птицу в своем броском, многоцветном наряде.
- Добрый вечер, Ваша Светлость, - Казуя улыбнулся и присел в легком реверансе. Герцог предложил ему руку, и Казу с облегчением ее принял.
- Ваш муж необычайно холоден сегодня, мадам. Могу я спросить, что случилось?
- Ваша светлость, - Казуя опустил взгляд и остановился. - Я… Я решился. Я рассказал ему о себе.
- О, мадам! – воскликнул Филипп и, оглянувшись, уже гораздо тише добавил. - Как я вижу, это не та реакция, которой бы вам хотелось.
- Он даже не смотрит на меня! – Казу вцепился в его рукав. - Я не знаю, что мне делать Ваша Светлость.
- Расскажите, что же случилось между вами? - мягко попросил Филипп. Со дня знакомства они встречались всего несколько раз, но по какой-то неизвестной причине Казу быстро проникся доверием к своему старшему другу. Вероятно, потому, что от него ему ничего не приходилось скрывать. Он мог рассказать герцогу все, что чувствовал, не боясь быть не понятым или осмеянным. И теперь Казуя покусал губу и начал медленно, чтобы ничего не упустить, рассказывать.
Он жарким шепотом поведал всё о том, что произошло той темной грозовой ночью.
- После этого он заперся в своих покоях и никого не желал видеть. Только личное распоряжение короля смогло заставить его приехать сюда сегодня.
- Что же вы чувствуете теперь, мадам? Ваши чувства к нему все так же неизменны?
- Мои чувства? Мои чувства… сильнее, чем когда-либо прежде. Его холодность и отстраненность ранят меня, но я не в силах отказаться от своей любви.
Филипп остановился и взял его руки в свои - ладони Казу слегка подрагивали.
- Вы позволите мне помочь вам, мадам?
- Что вы можете сделать, Месье? – Казуя поднял не него свои большие, почти черные глаза, и герцог прочел в них зарождающуюся, еще очень слабую, но надежду. Он наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
- Я попытаюсь поговорить с ним, вот и все, - он сделал странный жест куда-то в сторону, и вскоре к ним подошел симпатичный высокий мужчина. Каштановые волосы переливались в свете сотен свечей, светлые глаза смотрели с вежливым равнодушием.
- Мадам, это шевалье де Лорен, - представил Филипп своего фаворита. - Лорен, развлеките мадам Аканиши, пока меня не будет.
Шевалье поклонился, и Казуя был передан «с рук на руки» от своего покровителя его доверенному лицу.

Аканиши обернулся, когда кто-то осторожно тронул его за локоть. Мальчик в сиреневом берете и пажеском костюмчике такого же цвета поманил его за собой. Вслед за ним Джин вышел из зала на балкон.
- Спасибо, Мишель. Можешь идти, - сказал Филипп, не оборачиваясь, и обратился к Джину. - Чудесная ночь, господин посол, не так ли?
Ночной ветер трепал его темные завитые волосы, донося до Аканиши запах сладких духов и пудры. Откуда-то из парка, утопавшего в темноте, доносился шум воды – десять прекрасных фонтанов не прекращали работать даже ночью.
- Да, ночь хороша, - неловко согласился Аканиши, останавливаясь рядом с герцогом. - Простите мне, Ваша Светлость, но зачем вы хотели меня видеть?
- Ваша жена… - начал Филипп, еще не совсем представляя, что хочет сказать.
- Вы с ней знакомы? - несколько насторожился Аканиши.
- Да, она прекрасная девушка… вернее, - он понизил голос, - прекрасный юноша.
Джин отшатнулся, его глаза испуганно распахнулись - такого он не ожидал, даже представить не мог.
- Вы знаете? Он сказал вам?
- Нет, ваша супруга хорошо хранит свой секрет. Но у меня хорошее чутье. Никто кроме вас и меня даже не догадывается об этом маленьком недоразумении.
- Что вам нужно? – Джин гневно нахмурил брови, приготовившись защищаться.
- О, не нужно, - Филипп улыбнулся, переходя на покровительственный тон, который совсем не понравился Аканиши, - я всего лишь хочу дать вам дружеский совет.
- Что за совет, Месье?
- Не стоит противиться чувствам, скрытым в вас. Известно давно - страсть и глупость в любви идут бок о бок друг с другом, а вы, мой дорогой, сейчас слишком отдалились от первой и непростительно близко подошли ко второй.
- Я не понимаю…
- Этот юноша, он любит вас. И, как я понял из его рассказа, вы тоже питаете к нему некие чувства. Вы любите его?
Джин болезненно поморщился, в глазах застыли непонимание и горечь:
- Это ведь не правильно. Как я могу?
- Я не спрашивал вас, правильно это или нет. Я спросил только: любите или нет? – Филипп шагнул к нему.
- Я… - он закрыл глаза и потер лоб ладонью. - Я не знаю.
- Просто скажите, что у вас на сердце! – наступал на него герцог, - скажите! Без притворства, не уходя от ответа!
- Я не могу, - Джин отступил на пару шагов, но Месье все наседал. Сладкий запах бил в ноздри. Аканиши теперь мог видеть только расшитый камзол, разноцветные отблески драгоценных камней плясали перед глазами. Филипп был ниже его, но будто вдруг вырос до небес, а сам он наоборот сжался и уменьшился под его суровым взглядом.
- Не будьте трусом, господин посол!
- Хорошо! – Джин выпрямился и посмотрел ему в лицо. - Хорошо! Да! Я люблю его! Люблю! Вы это хотели услышать?
- Именно это, мой друг, - возвращаясь к свой ласковой манере, ответил герцог. Он отступил и, улыбнувшись, вернулся к созерцанию далекого Парижа.
- Скажите, друг мой, не стало ли вам легче?
- Ничуть, Ваша Светлость. Никогда прежде я не испытывал подобного к мужчине. И сейчас это скорее… - он помедлил, подыскивая слово, - смятение.
- Я уверен, это не только смятение. Там, - он указал на грудь Аканиши, - таятся гораздо большие страсти, чем вы можете себе представить.
- Вы правы. Я люблю его, но обида и гордость душат меня. Сомнения и смятение. Волнение. Страсть, томление плоти. Нежность и недоверие, - Джин вздохнул и продолжил, - Там так много всего, что выбрать что-то одно необычайно трудно. Практически невозможно.
- Я не буду советовать вам, господин посол, слушать свое сердце. Оно уже сказало свое слово. Оно выбрало того юношу. Вам остается только последовать за его выбором или забыть о своих чувствах, в угоду ненужной, навязанной морали и ложным ценностям. Подумайте, мой друг, что вам дороже. Вы можете сделать человека, которого любите, самым счастливым в мире, или вечно мучить обоих, но сохранить репутацию повелителя женских сердец.
Филипп замолчал, оценивающе глядя на него, а потом направился к двери в залу. На пороге он обернулся:
- Если выбор все же труден, то задайте себе вопрос: Вы сможете жить без него? Если вы отвергните его сейчас, то он, вероятно, больше никогда не придет к вам.
Герцог Орлеанский махнул ему на прощание и скрылся, оставив Аканиши наедине со своими мыслями, страстями и все в той же тягостной неопределенности. Ему хотелось, чтобы кто-то, пожалуй, умнее и смелее, решил все за него. Он просто не мог так сразу принять свои чувства к мужчине и изменить себе. За несколько лет при дворе Джин слишком привык к женскому вниманию. Но Филипп заставил его задуматься: так ли это важно.

Поль издалека наблюдал, как Казуко радостно смеется, танцуя с шевалье де Лореном. Пока фаворит принца с ней, Дюрану нечего бояться, ведь все знают, что де Лорен - женоненавистник и, как и Месье, подвержен «итальянской заразе». Хотя было похоже, что его ненависть не распространяется на мадам Аканиши. Полю показалось, что оба они были вполне довольны компанией друг друга.
Не смотря на это, он был спокоен. Спокоен до тех пор, пока Джин не подошел к ним и, вежливо перехватив инициативу, не закружил свою жену по залу. Несколько секунд ее лицо выражало тревогу и волнение, но Аканиши что-то шепнул ей, и она расслабленно улыбнулась. Волна дикой ревности поднялась внутри Поля, и он ощутил почти физическую боль. Желание прикоснуться к Казуко было невыносимым, а у него уже не осталось сил сдерживать себя. Это чувство перестало быть просто любовью - Полю хотелось всецело обладать ей. Ему хотелось мять эти красивые, розовые губы, покусывая, терзать их, пока они не покраснеют, едва ли ни до крови. Оставить следы на шее и груди, обдать жаром дыхания ключицы и почувствовать дрожь ее тела в своих объятиях. Дюран знал, что душу ее ему не получить, так пусть хотя бы тело подчинится его ласкам. Он бесконечно мог представлять, как Казуко сладко стонет и извивается под ним.
Он сжал кулаки и стал протискиваться через толпу – король прибыл. Аканиши поспешил представить молодую супругу монарху. Поль мог видеть, как она склонилась перед монархом в низком реверансе. Людовик с интересом разглядывал красавицу-иностранку. Рядом ним стояла королева, холодная чванливая католичка, которая так и не избавилась от своих испанских платьев, закрытых до самой шеи. Казуко на ее фоне казалась экзотической принцессой с какого-нибудь живописного портрета.
Кажется, король говорил что-то, но Дюран был поглощен разглядыванием предмета своей страсти. Сколько грации и изящества, находил он, в каждом жесте своей возлюбленной. И желание продолжало снедать все его естество. Все сильнее и сильнее с каждым мгновением, с каждой секундой, прожитой без прикосновения к телу Казуко.

В доме было тихо, и все давным-давно спали, но Джин и не ждал, что его будут встречать. Сразу после бала у герцога ему пришлось срочно уехать на несколько дней. Признаться, он был благодарен судьбе и королю за это внезапное поручение. Вдали от Парижа, вдали ото всех он, наконец, смог подумать о том, что его так волновало.
Он вернулся с решением. С решением твердым и окончательным.
Аканиши поднимался по центральной лестнице, когда в тишине помимо своих шагов он услышал еще и что-то похожее на слабые всхлипы или завывания. Он остановился и прислушался. Звук шел из покоев его жены. У Джина по спине пробежали мурашки, а ладони вспотели. Он постоял на площадке между этажами, а потом решительно зашагал налево, хотя его собственная спальня находилась в противоположном направлении. Он взбежал по неширокой лесенке и распахнул дверь.
Первое, что он увидел в комнате, залитой неясным, красноватым светом углей в камне, это Казуя. Тот сидел у окна, забравшись в кресле с ногами, и подвывал, тихо, на одной ноте. Джин метнулся к нему и присел на корточки, заглядывая тому в лицо. Казуя был бледен и, похоже, не заметил, что в комнате он теперь не один.
- Что случилось? – тихо спросил Аканиши. Казу перевел на него бессмысленный взгляд и не ответил, хотя и перестал скулить. Джин взял его за плечи и слегка встряхнул. Голова юноши мотнулась из стороны в сторону, но уже через несколько секунд взгляд стал более осмысленным.
- Что случилось, Казуя? – уже громче потребовал ответа посол.
- Джин, - слабо позвал Казу и коснулся его щеки. Аканиши почувствовал, что пальцы его странно мокрые и липкие. Джин отстранился и оглядел его, только сейчас замечая, что ночная рубашка Казуи спереди порвана и висит неряшливыми клочьями. Глаза Аканиши расширились, и он с трудом подавил вскрик: руки, грудь, часть подола рубашки Каменаши были испачканы чем-то темным. Темным и липким, чуть ощутимо пахнущим железом.
- Это твоя кровь?! Ты ранен? – он снова встряхнул Казую, но тот лишь молча указал куда-то в сторону камина.
Аканиши обернулся и судорожно вдохнул. И как он только не заметил раньше?
На полу, в темно-красной луже лежал человек, лицо которого было искажено предсмертной мукой, однако от этого не став менее узнаваемым. Безобразная, рваная рана на шее, чуть повыше левой ключицы была смертельной. На полу рядом валялись большие садовые ножницы.

к злому автору присоединяется рейтинг. Осторожно! Это у меня впервые

Глава 9. Затишье перед бурей.

Джин осторожно подошел к трупу, будто боясь, что тот может ожить. Он даже не стал слушать сердце: и так было ясно, что жизнь уже вытекла из него через некрасивую рваную рану на шее. Крови вокруг было так много, что Джина затошнило. Ему казалось, что море темной, густой жидкости окружает его, будто темно-алые волны уже накатывают на сапоги. Джин невольно сделал шаг назад.
Аканиши отвернулся, не в силах больше смотреть на того, кому еще недавно сам желал смерти.
- Казуя, - позвал он. Каменаши посмотрел на него затравленно и боязливо, словно ждал удара.
- Казуя, - повторил Джин, становясь перед ним на колени и заглядывая в лицо, - расскажи мне что произошло…
- Я… я… - заикаясь, начал Казу. Он глубоко вздохнул, собираясь с силами. После паузы голос его окреп, и он начал свой рассказ.

Казуя уже успел переодеться ко сну и внимательно разглядывал себя в большом зеркале, когда в дверь робко постучали.
- Войдите, - откликнулся он, чуть оборачиваясь.
- К вам гости, мадам, - появляясь на пороге, проговорила Минако.
- Да, я вижу, - ответил Казуя, увидев позади нее улыбающегося Поля, - Мина, ты можешь идти спать. Сегодня ты больше не понадобишься.
- Да, мадам,- она сделала книксен и вышла, прикрыв за собой дверь. Дюран уже прошел в комнату и
теперь беззастенчиво разглядывал Каменаши.
- Что вас сюда привело, месье? – холодно поинтересовался Казуя. Дюран, не переставая улыбаться, пристроил шляпу на ночной столик и опустился в кресло у камина.
- Откуда эта неприязнь, мадам?
Отсвет огня упал на безобразный шрам на лице художника, оставленный шпагой Джина. Каменаши слегка поморщился, разглядывая его. Красный порез на лбу и носу чуть пониже переносицы не задел глаз, но лицо Поля все равно выглядело зловеще. Алые и черные тени «порезали» его черты замысловатой мозаикой, делая похожим на жуткого демона.
- Симпатичным украшением наградил меня ваш супруг, не так ли? – не дождавшись ответа, спросил Дюран, проведя по отметине сверху вниз указательным пальцем.
- Шрамы украшают мужчин, - бросил Казуя, отворачиваясь к окну. Поль поднялся и неслышно подошел к нему. Каменаши слегка вздрогнул, когда он заговорил:
- Вы теперь даже не смотрите на меня. Я вам так противен?
- Дело не в этом, - Казуя на секунду прикрыл глаза. - Я не могу ответить на ваши чувства, вы же знаете это. А ваши поступки показали, что теперь просто друзьями мы быть не можем.
- Вдали от вас я лишь больше извожу себя! Я все больше думаю о вас!
- Я умоляю вас, уходите.
- Нет! – он рванул ткань с ее плеча и жарко поцеловал в шею. Казуя было отшатнулся прочь, но Поль крепко прижимал его к себе.
- Не трепыхайся, птичка, - сказал он так, что Каменаши похолодел, и по спине у него забегали мурашки.
- Что вы делаете? – Казуя уперся кулаками ему в грудь, но Поль и не думал отступать. Его лицо приобрело пренебрежительное выражение, он чуть прикрыл глаза и лениво произнес:
- Дело не в вас, дорогая. Вы просто орудие моей мести, всего лишь предлог. Жаль, не получилось соблазнить вас, насилие не входило в мои планы. Но, что же делать? Вы сами виноваты, что слишком упрямы и слишком… влюблены.
- Поль, - Каменаши был поражен произошедшей переменой, которой никак не ожидал от этого человека.
- Не бойся, пташка! – он слегка сжал горло Казу и прошептал, почти касаясь его губ своими губами. - Больно не будет. Ты ведь уже делала это с Джином… или нет?
Казуя молчал, все это время смотря ему в глаза, и только на секунду, именно в этот момент, отвел взгляд.
- Нет?- удивленно расхохотался Дюран. – Но ведь это просто прекрасно!
- Не трогай меня, ты жалкий… - сдавленно прошипел Каменаши, пытаясь вырваться.
- Не стоит портить впечатление дурными словами, мадам Аканиши, - сказал Поль почти ласково, - Вы такая красавица. Но такая холодная. И недоступная, как звезда. Почему Джин не захотел тебя? Может, твое тело покрывают отвратительные шрамы?
Он схватил Казую за ворот рубашки и одним движением разорвал ее от груди до пупка. Каменаши дернулся, старясь прикрыться остатками того, что было на нем. Рваные края никак не желали сходиться.
- Ооо, - выдохнул Дюран, его брови изумленно взлетели вверх, - мужчина? Интересно. Значит, Он был прав…
- Он? Кто? - Каменаши зло посмотрел на него исподлобья и метнулся в сторону, стараясь не поддаваться панике.
- Куда же ты, мальчик? – Поль тут же поймал его за руку и погладил по щеке. – Милый, славный мальчик...
- Я сказал: не тронь меня!
- Тише, мальчик, ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь вошел и увидел тебя в таком виде? - Дюран улыбнулся и схватил его за шею, не давая вырваться.
- Кто сказал тебе, что я мужчина? – сдавленно просипел Казуя.
- Мой господин сказал мне. Только Он говорит мне правду. Сначала я думал, ты другая, особенная. Все гадал, чем ты так покорила Джина. А оказалась, что вся загадка - это мужчина в женском платье. И, как и все - всего лишь лживая тварь!
Его пальцы сомкнулись на шее Каменаши. Тот захрипел и забрыкался. Он с силой лягнул Поля в колено, и тот на секунду отвлекся, ослабив хватку. Казуя воспользовался моментом и ударил его локтем в солнечное сплетение. Дюран, судорожно хватая ртом воздух, упал на ковер, юноша же, кашляя, попытался отползти, но паника пригвоздила его к полу. Легкие горели, будто опаленные огнем. Каждый вдох отдавался болью во всем теле.
- Не стоит бежать, все равно тебе никуда от меня не деться, - прошипел Поль, поднимаясь, и, пошатываясь, направился к нему. Казуя схватил с ночного столика, куда еще совсем недавно Дюран положил свою шляпу, садовые ножницы и просипел:
- Еще один шаг…
Поль расхохотался и схватил его за запястье.
- Попробуй! Ты не смо... - ножницы почти не встретили сопротивления, рассекая нежную кожу на шее, и Казуя услышал странный булькающий звук. Он выпустил оружие из ослабевших пальцев. Теплая кровь брызнул из раны ему на руки, лицо и грудь. Каменаши видел глаза Поля за мгновение до того, как тот упал: в них не было боли, только изумление. Казуя не замечал, как красная жидкость растекается лужей у его ног – безучастный к происходящему он лишь равнодушно наблюдал за алой струйкой, вытекающей изо рта уже мертвого Дюрана.

- Я убил его! Убил! – завывал Казуя, вновь начиная раскачиваться из стороны в сторону.
- Прекрати! - прикрикнул на него Джин, судорожно соображая, что же делать с телом. Каменаши затих, а потом посмотрел на него во все глаза.
- Ты никому не скажешь? Не отправишь меня на виселицу?
- Что? – Аканиши нахмурился. - Конечно нет!
- Но я убил его! Убил твоего друга! Джин! - Казуя вскочил со стула и вцепился ему в плечо. - Человек мертв!
- Не мешай мне думать, Казуя. К тому же, твои действия будут расцениваться как самозащита, - откликнулся Аканиши, даже не смотря на него, а оглядывая комнату в поисках чего-то. - Нам нужно избавиться от трупа. Хорошо бы его завернуть во что-нибудь… А потом - в Сену, его вынесет где-нибудь ниже по течению.
- Выбросим его? – Каменаши опасливо покосился на тело. - В реку? Он был твоим другом! Ты совсем ничего не чувствуешь?! Да что с тобой?!
- Казуя, ты верно все подметил – он БЫЛ, - Джин, положив руки ему на плечи, заглянул в глаза, - он был, а вот мы еще живы. И я совсем не хочу увидеть твою смерть. Ты знаешь, что бывает с убийцами? Их вешают на Гревской площади, вот что!
- Но ведь я не хотел, - Казуя не мог поверить своим ушам, - меня повесят? Нет, это неправда. Так не бывает. Это не справедливо!
- Я этого не допущу! – горячо воскликнул Джин, сжимая кулаки. Потом он отвернулся и чуть погодя негромко, как бы самому себе, произнес:
- Нам нужно сделать все быстро и тихо, - Аканиши, сдернув покрывало с кровати, накрыл им Поля. Ткань мгновенно пропиталась кровью.
- Принеси еще что-нибудь, - тяжело дыша, попросил Джин, заворачивая труп в покрывало. Казуя заметался по комнате и, подойдя к кровати, что есть силы дернул балдахин. После нескольких попыток он вернулся к Джину с куском тяжелой, плотной ткани темно-синего цвета. Спустя пару минут Каменаши оглядел то, что еще совсем недавно было человеком. А теперь это - всего лишь бесформенный куль, наскоро перевязанный бархатным шнуром. Казуе было больно на него смотреть. Осознание произошедшего еще не в полной мере настигло его. В голове было пусто, немного побаливали синяки, но глаза оставались сухими. Каменаши отвел взгляд и рассеянно посмотрел на свои руки. Они слегка подрагивали, как после тяжелой работы.
- Помоги мне, - тихо приказал Аканиши. Казуя поднял на него бессмысленный и немного безумный взгляд и прижал ладони к груди, будто собираясь перекреститься, но вдруг передумал.
- Как-то все это неправильно, - еле слышно сказал он, вздохнул и взялся за сверток. Джин тоже вздохнул.
- Ты не виноват.
Казуя закрыл лицо руками и потер глаза.
- Неправда, - он повернулся к Джину спиной. - Разве не будешь ты, каждый раз смотря на меня, вспоминать… все это? Разве осознание того, что я… убийца… не будет тяготить тебя? Однажды, я знаю, ты поймешь: я отвратителен.
Джин осторожно развернул его и притянул к себе за плечи, обнял и погладил по голове, успокаивая.
- Казуя, - шепнул он. - Не может такого быть. Просто не может.
- Кто-то вроде меня…
- Тише.
Казуя прижался к нему всем телом и уткнулся носом в грудь. От Джина так приятно пахло, будто чем-то родным. Слезы потекли у Каменаши из глаз, и он не пытался их остановить. Ни всхлипов, ни завываний, только две мокрые дорожки на щеках.

Было прохладно. Они вышли в сад, где еще, казалось, совсем недавно Джин прощался с баронессой де Лилль, а Казуя с ума сходил от ревности. Они остановились передохнуть. Было темно, как всегда бывает перед рассветом, когда луна уже зашла, а солнце еще не встало. Где-то вспорхнула и, как показалось Казу, с надрывом вскрикнула ночная птица.
- Я приведу лошадь. До реки далеко, но до рассвета, думаю, успеем вернуться, - устало и хрипло произнес Аканиши в пространство.
- Позволь мне, - Каменаши дрожал, но совсем не от холода. - Я не смогу остаться с ним наедине.
Он покосился на труп.
- Я подожду тебя здесь, - Джин присел на балюстраду, кутаясь в темный плотный плащ.
Еще некоторое время спустя бесформенный сверток был взвален на спину гнедого жеребца, и маленькая процессия двинулась в темноту парка.
Человек у дерева остался незамеченным. Он усмехнулся, провожая их взглядом, и поспешил к дому. У него были очень хорошие новости для его господина.

С первыми лучами солнца они вернулись домой. Казуя молча кивнул Аканиши и прошел в свои покои. Каменаши раздул угли в камине и подкинул дров, хотя было совсем не холодно. Он снял с себя темный плащ и рваную рубашку, от которой забыл избавиться; ему казалось, что вся одежда пропахла кровью, потом, речной тиной и смертью. Ему чудилось, что всё это липкими клочьями свисает с подола, цепляется за мебель, прилипает к рукам. Казуя, поморщившись от отвращения, смял вещи в ком и сунул в камин. В изнеможении опустившись в кресло, он долго-долго смотрел, как языки пламени облизывают и превращают в золу его одежду.
Каменаши кое-как влез в другую ночную рубашку и, повалившись на кровать, забылся долгим, беспокойным и тяжелым сном. Он метался в бреду и звал кого-то, его лихорадило. Рубашка промокла от пота, но Казуя кутался в одеяло, будто его бил озноб. Мина сидела на краю кровати и старалась хоть немного облегчить его страдания, обтирая прохладной тряпочкой покрытый испариной лоб.
К следующему утру недомогание сошло на нет, но Каменаши не вставал с постели. Иногда он через силу открывал глаза и еле слышно просил пить, а потом вновь проваливался в забытье. Еще через пару дней Казуя полностью пришел в себя, но выходить из комнаты все равно отказывался.
Его разум стремился защититься от страшных воспоминаний, и потому ночное убийство довольно быстро превратилось в набор мутных, искаженных эпизодов. Всё произошедшее он теперь видел, будто через зеленое бутылочное стекло.
Воспоминания стали обрывочными, похожими на давний сон, который он силился вспомнить, но в сознании всплывали только нечеткие, уродливые картинки.
Он четко вспомнил только странный, безумный огонек в глазах Поля и то, как он говорил про кого-то: «мой Господин». Казуя силился вспомнить хоть что-нибудь еще про этого загадочного «господина», но у него только разболелась голова. Одно было понятно точно: кто-то направлял Дюрана на его необдуманные дейтсвия, и этот кто-то так же знал, что Каменаши - мужчина. У Казуи было нехорошее предчувствие, что ему еще предстоит столкнуться с чужой волей, обращенной против него.
И собственное бессилие перед надвигавшейся бедой доводило Каменаши до исступления.

Слух Джина привлек слабый звон шпаг из бального зала, и он, не сдержав любопытства, заглянул внутрь. Каменаши сегодня пренебрег женским платьем и облачился в темные брюки и свободную белую рубашку. Заложив руку за спину, он стоял напротив учителя фехтования, который что-то ему объяснял. Аканиши прислонился к косяку и стал наблюдать, внутренне удивляясь, как раньше мог принимать его за девушку. Брови Казуи от усердия сошлись на переносице, когда он вслед за учителем повторил несколько раз движение кистью. Шпага легко и быстро сверкала в его руке, будто вычерчивая замысловатый рисунок.
Джин прошел в зал, привлекая к себе внимания нарочито громким шагами. Каменаши окинул его быстрым взглядом, отмечая, что одеты они почти одинаково, разве что брюки Аканиши были немного светлее его собственных.
- Господин посол, - почтительно поклонился учитель.
- Оставьте нас, - бросил Аканиши, не сводя глаз с Казуи. Когда мужчина вышел, Джин ленивым движением вынул шпагу и встал на позицию.
- Окажите мне честь, - улыбнулся он. Казуя учтиво склонил голову и тоже приготовился к бою.
Шпаги замелькали, то и дело со звоном сталкиваясь. Аканиши был более опытным и искусным фехтовальщиком, зато Казуя двигался быстро и проворно, казалось, он мог быть в двух местах одновременно. Его шпага несколько раз почти настигла Аканиши. Джин был уверен, что без труда сумеет победить, но бешеный ритм, который задавал Каменаши, быстро его измотал. Аканиши стремился поскорее закончить поединок. Быстрая атака, обманное движение, и шпага Казуи полетела в угол. Казу растерянно проследил за ее траекторией.
- Туше, - кончик шпаги уперся Каменаши в живот, а Джин радостно заулыбался, как маленький мальчик. Казуя посмотрел ему прямо в глаза, мысленно считая: «Раз, два, три…». На цифре «шесть» Аканиши отбросил оружие, на цифре «семь» - подскочил к нему и прижал к себе, а на «восемь» – поцеловал.
Легкий поцелуй, длившийся всего пару секунд.
- Так нечестно. С тобой невозможно бороться, - выдохнул Джин. - Я слишком люблю тебя. Я больше не могу противиться. Совсем не могу. Я люблю тебя. Я люблю. Я с ума по тебе схожу.
Каменаши рассмеялся.
Следующий поцелуй был долгим. Мягко лаская, язык Джина раздвинул чужые губы и проник внутрь рта. Казуя на секунду оробел, но ответил на поцелуй. Дыхание их стало тяжелым и прерывистым. Хотелось теснее припасть друг к другу, раствориться друг в друге. Ладони Джина обнимали затылок Каменаши, ненавязчиво контролируя поцелуй. Он и не заметил, как ловкие пальцы Казуи коснулись завязок на его рубашке, а потому вздрогнул, когда прохладные ладони легли на его обнаженную грудь. Они торопились куда-то и, не прерывая легких, стремительных поцелуев, срывали одежду друг с друга. Казуя издал легкий полустон, когда Джин уложил его прямо на пол, и холодный камень коснулся кожи. Аканиши поцеловал его в шею под ухом и прошептал:
- Мне страшно. Я слишком давно…
- Я тоже. Просто не торопись, хорошо? – Каменаши провел рукой по его щеке, шее, груди. Медленно, оставляя пылающие следы на коже, Джин целовал и целовал его. Одна рука Аканиши нырнула Казу под спину, тот выгнулся навстречу его прикосновениям. Губы почти невесомо дотронулись до ложбинки между ключиц, потом опустились ниже и коснулись груди и сосков, язык очертил кружок вокруг пупка. Джин провел ладонью по внутренней стороне бедра Казуи, облизал два пальца и осторожно надавил на тугое колечко мышц. Он, не торопясь и давая любимому привыкнуть, сделал несколько мягких, плавных выпадов. Аканиши вновь вернулся к его губам, целуя неспешно, тягуче, ловя каждый мельчайший стон и вздох. Пальцы Каменаши впивались в его плечи, он беспорядочно водил ладонями по его спине, царапая ее. Тело Казуи изнывало от желания, почти достигшего пика, напряжение требовало разрядки.
- Не заставляй меня умолять… - выдохнул Каменаши. Аканиши улыбнулся и чуть прикусил его нижнюю губу. Он медленно вошел в него, немного помогая себе рукой. Глаза Казу широко распахнулись, и он судорожно вдохнул через рот. Но через пару секунд дыхание его выровнялось, стало неглубоким и быстрым. Ладонь Джина легла на его член, пальцы стали плавно массировать возбужденную плоть. Казуя не мог больше сдерживать стонов. Он так долго ждал, чтобы, наконец, всей кожей ощутить любовь этого человека. Соединяясь с ним не только душой, но и телом, Каменаши чувствовал, что становится по-настоящему счастливым. Ему хотелось, чтобы миг их единения никогда не кончался. Пусть недолго, но они были одним целым.
Всего через несколько минут Каменаши вскрикнул чуть сильнее, чем раньше, напряжение резко ушло, и он кончил. Еще несколько секунд – и уже Джин присоединился к нему: он обессилено повалился рядом с Казуей, продолжая обнимать своего любовника.
- Как это у нас получилось? – все еще тяжело дыша, улыбнулся он.
- А разве у нас могло не получиться? – удивился Каменаши, легко кусая его в плечо. Аканиши посмотрел на него долгим внимательным взглядом, и, не удержавшись, рассмеялся и вновь поцеловал.

Душный август подходил к концу, близился день сбора урожая. Казуя, окруженный нежной заботой Джина, почти позабыл свои печали. Аканиши старался быть с ним едва ли не каждую секунду, предупреждая любые его попытки вновь обвинять себя в случившемся.
Долгие разговоры у камина перетекали в неторопливые пешие и конные прогулки. Каменаши не верил своему счастью. Ему все время хотелось прикасаться к Джину, словно бы для того, чтобы убедиться в его материальности. Объятые тайным пожаром любви, сокрытым от всех, они наслаждались днями своего счастья. Будто опасаясь, что счастье это может уйти, утечь сквозь пальцы по капле, они старались вдоволь напиться им, пока была возможность. Казалось, вдруг выросшие сильные крылья несли их вперед и вверх к безграничному блаженству, о котором другие не могу даже мечтать.
Звонкий смех разносился по дому днем, а ночью, когда не было уже надобности в словах, вздохи и томные стоны наполняли спальню Джина. Казуя решительно отказывался спать в своей постели, говоря, что в одиночестве ему ужасно холодно.
Впервые в жизни Казу казалось, что счастье и правда может быть вечным.
Так продолжалось до одного утра, когда Каменаши стоял у парадного входа, ожидая возвращения Джина из поездки в Люксембургский дворец и всматриваясь в пустынную даль. Вдруг у самых ворот показался всадник. Он быстро приближался, поднимая вокруг себя вихрь сухой, желтоватой пыли. Казуя спустился на несколько ступенек ему навстречу. Верховой резко затормозил у подъезда, ловко соскочил с лошади и, взбежав по лестнице, поклонился и спросил:
- Где я могу найти мадам Аканиши? У меня письмо для нее, - Казуя улыбнулся, решив, что Джину придется задержаться, и он хочет его предупредить, вот и прислал одного из придворных лакеев.
- Это для меня, - он принял из рук посланца письмо и, сунув ему в руку серебряный су, стал подниматься вверх. Каменаши остановился посреди холла и быстро распечатал конверт, подивившись незнакомой печати. Казуя быстро пробежал глазами текст и вмиг смертельно побледнел. Письмо выпало из ослабевших пальцев и спланировало на пол. А у Казу перед глазами все стояли строчки написанные косым, каллиграфическим почерком.
«… Филибер Вено, генеральный прокурор королевского суда обвиняет мессира посла Японии Аканиши Джина в убийстве графа Поля де Дюрана… труп выловлен из реки… опознание…
… арест произведен 30 августа 1669 года…
… с уважением… на все божья воля…»

запись создана: 04.05.2012 в 00:17

Вопрос: спасибо?

1. Да		46	(100%)
Всего:		46

@темы: фик, Джин, Каме

---

Готовлюсь к экзамену по лит. ведению. Пишу билеты. Неожиданно узнаю новое.
Отсюда мои выдержки из статьи "Перевод". Автору и переводчику на заметку.

много, но мне было интересно

Процесс перевода представляет собой особый вид речевой коммуникации. Его возможности ограничены, с одной стороны, субъективным пониманием и оценкой переводчиком текста оригинала, с другой — ориентацией на нового адресата — читателя, воспитан¬ного в иной литературной традиции.
Возможность эквивалентного перевода текста парадоксально сосуществует с невозможностью перевода идеального, или «окончательного».
Перевод — это творчество, но творчество вторичное: переводчик не создает, а воспроизводит уже существующую эстетическую цен¬ность. Его задача — отразить отраженное в оригинале с возможной полнотой и без ощутимых потерь.
Перевод — это интерпретация оригинала. Итак, переводчик предлагает читателю свою интерпретацию текс¬та, по сути представляющую собой результат своих размышлений и переживаний, вызванных оригиналом. При этом изложение текста всегда предполагает большую или меньшую степень его логизации, дополнения и пояснения.
Автору оригинала важно высказать свое отношение к дей¬ствительности и, познавая действительность, выразить себя; для писателя одинаково важно что и как сказать, однако его творче¬ский поиск осуществляется зачастую интуитивно, подсознательно. В отличие от автора оригинала у переводчика иная цель и коммуникативная позиция: он должен осознать и пе¬редать то, что волновало писателя, и так, чтобы его поняли пра¬вильно, поэтому основным в работе переводчика становится ответ на вопрос, почему у автора описано именно это и именно так. Переводчик вынужден искать мотивы поступков героев и сюжетных коллизий, причины использования автором того или иного языко¬вого средства, и зачастую ему оказывается просто не по силам по¬нять мотивированность художественного образа и логику его по¬строения. При переводе несовременных текстов переводчик всегда оказывается в трудном положении «слуги двух господ»: конкретно¬го автора прошлого века, замысел которого он пытается раскрыть, расшифровывая то, что осознанно и неосознанно воплощено в тексте оригинала, и современного читателя, с самыми разными за¬просами и опытом. Ведь одному читателю важно и интересно то, что Рабле писал не о том и не так, как Диккенс или Достоевский, а другой хочет понять, чем он отличается от других французских писателей.
Перевоплощение и вживание, по мнению большинства переводчиков — практиков и теоретиков, обеспечивает успешное решение переводческой задачи.
Естественно, что переводчик, выступая в роли посредника между двумя культурными традициями, воплощенными в личностях авто¬ра и читателя, понимает, истолковывает и оценивает оригинал не так, как автор, современник или соотечественник автора.
Итак, цель художественного перевода — осуществление полноценной межъязыковой и межкультурной эстетической коммуника¬ции путем интерпретации исходного текста, реализованной в но¬вом тексте на другом языке.

@темы: всякая всячина

---

Дневник Рисы

Видимо это роковая для меня цифра - 65. Как-то у меня 65 ПЧ, кто-то обязательно сбегает.
Что это такое, а?

---

Дневник Рисы

Событие под скромным, но гордым название - фест, всколыхнуло наш бедный фандом, аки камень брошенный в самую середину тихого болота.
Критики стебут авторов, авторы то шепчутся, то кричат во весь голос о том, что их обидели не заслуженно и что говнокритиков вокруг развелось.
Видимо, нашему фандому действительно не хватает событий!
Кстати, себя я отношу во вторую категорию, т.е. обиженные авторы. Хотя ведь есть еще и третья - это просто читатели, которые тихо радуются обилию новых фиков, но таких кажется не очень много.
Но меня удивляет не наличие критиков и обиженных авторов, а то что по этому поводу все уже успели сто раз поругаться и разойтись по углам, где каждый посчитал своим долгом что-нибудь этакое запостить в двнев. Люди, вам так важно потыкать в кого-то пальцем и покричать "А вот он какой нехороший" ?
Фандом все-таки нереал, ведь здесь проще всего устранится. Как говориться, не нравиться - не смотри, не читай, не пиши, не слушай и тд. и тп.

@темы: дневник Рисы

---

Дневник Рисы

О дорогом мне человеке. О моем персональном Рё.

для тебя

Я обещала написать о тебе, вот и выполняю.
У меня так много мыслей, они разбегаются, я ловлю.
Я не знала раньше, что можно так быстро к кому-то привязаться. Я не знала, что можно за полгода научиться искренне говорить: Я люблю тебя.
Я не знала какое это счастье говорить это и каждый раз вкладывать в просты слова так много, что кажется сердце не выдержит.

Так мало времени прошло, а кажется так много позади. Много солнца, много воздуха, много разговоров и серьезных, и дурацких, много обид шутливых, редко всерьез, много улыбок, расставания-встречания.
Почему мне так легко говорить с тобой, будто я все время пьяна? Никому не доверяла я того, что говорю тебе.

Ты много болтаешь, но редко о себе. А мне все мало. Кажется, всегда будет мало.
Ты меняешь людей, не замечаешь этого, но это так. Меня ты изменила, немного, самую каплю изменила.
Я всегда хочу быть ведущим, тот, кто на шаг впереди остальных. Но с тобой мне все равно. Хочешь - пойду за тобой, хочешь - поведу?

Я по тебе скучаю! Я так сильно скучаю!
Четыре года для нас будет мало.

И я верю, что наши мечты исполнятся. Однажды, когда ты станешь президентом, я буду прыгать и кричать: Я знала! Я знала!
А если сильно-сильно повезет, то я подпишу для тебя свою книгу, первую в миллионном тираже, а ты скажешь: Я видела, как все начиналось.

Пожалуйста, пусть будет так)
Рё ведь не оставит своего Тат-чана, нэ?

@темы: мой Рё, дневник Рисы

---

Про кино

и снова про "Мстителей". Повторюсь, фильм мне не понравился.
Но были забавные моменты. Если не считать искорок, пробегающих между Кэпом и Старком, да-да, слешер не дремлет .
То лучшими в фильме были вот эти два момента:
раз

и два


А Локи все еще няка

@темы: кино

---

Дневник Рисы

Фест - место, где каждый тренируется в остроумии.
Кажется, лучше мне пойти и извиниться сразу перед всеми авторами, ведь мои комменты тоже часто бывали жестоки.
Мою работу выложили.........я говорила себе, что не жду только сердец, розовых пони и радуги. Но это вовсе не значит, что кто-то может необоснованно критиковать мой труд.
Поставить тройку, при этом не указав ошибок, а лишь посмеявшись над одним эпизодом? Вот он, один из немногоих случаев, когда я позволю себе выругаться Мне такому комментатору хочется сказать: А не пошел бы нахуй, дорогой?

Ладно, я успокоилась.
Если критика есть, значит заслужил. Это все лишь повод стараться еще лучше, так?

Хотя, кого я обманываю, я все равно расстроилась. А вы бы не расстроились, когда ставят не 6, не 5 и даже не 4, а 3!? Жалкую тройку!

 

@темы: дневник Рисы, флешмоб/фест/орг

---

Про кино

Я уже говорила, что не часто пишу отзывы к фильмам. Но тут уж я решилась...
Вообщем, поддавшись общей истерии по поводу "Мстителей", я решила не них сходить.
И скажу сразу: такой гадости давно не видала. Выйдя после сеанса, не могла отойти от шока. "И на это люди ходят по два и три раза в кинотеатры? На это нет ни одного (!) отрицательного отзыва на КиноПоиске?" - думала я.

Я люблю супергеройское кино. Мне нравятся Люди Х, Фантастическая четверка и даже Человек-Паук ( не смотря на то, что у актера исполняющего главную роль собачье имя и вообще противная рожа). Я, кажется, смотрела все фильмы про супергероев (кроме Тора). Я заставила себя посмотреть "Капитана Америку".

дальше

В фильме радуют всего несколько вещей: неплохие спецэффекты, Тони Старк и его шутки, то, как Халк отдубасил (другого слова не подберешь) Локи, чуточку сам Локи и его рога и задница Кэпа.
Но все это не сравниться с убогим сюжетом и не менее убогими диалогами. Кто это написал и для кого? Для детей младшего школьного возраста?
Они надругались над логикой! Весь фильм меня не покидала мысль "Зачем?". "Почему они дерутся друг с другом? Зачем они делают то или это? Почему все слушаются Капитана Очевидность?"

И знаете, рассказать о фильме собственно и нечего. Неинтересно, не смешно... забудется как только выйдешь из кинотеатра.
где-то к середине фильма, я начала стебаться над героями, даже в самые трогательные моменты.

П.С. Локи - няша) Даже бездарный сценарий у него этого не отнял))

@темы: кино

---

Дневник Рисы

Болезнь, которой я никогда не болела.

Любовь — это болезнь F63.9
Именно под таким кодом «любовь» попала в реестр болезней Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Она отнесена к пункту «Расстройство привычек и влечений неуточненное» после алкоголизма, игромании, токсикомании, клептомании. Названы и симптомы этого, так сказать, заболевания: навязчивые мысли о другом человеке, резкие перемены настроения, завышенное чувство собственного достоинства, жалость к себе, бессонница, прерывистый сон, безрассудные и импульсивные поступки, перепады артериального кровяного давления…

Столько стихов, книг создано, фильмов снято, даже картин написано... о болезни?
Не может быть, что бы так. Так бессмысленно...

А может поэтому любовь, по слухам, столь мучительна? Может она и не нужна нам вовсе? Ни боли, ни страданий, ни страха, ни слез, ни уныния ...ничего не будет без нее. Ведь никому не нравится болеть. Никто не скажет: "люблю, когда у меня насморк и болит голова".

Но разве есть лекарство от разбитого сердца? Где тот врач, что соберет его по кусочкам?

Столько вопросов.......и совсем нет ответов.

@темы: дневник Рисы

---

обновление

Автор: Koidzumi Risa
Бета: [J]umi~kuraki[/J]
Название: Look at me
Персонажи: Каменаши Казуя, Аканиши Джин
Рейтинг: PG-13 (хотелось бы в будущем повысить, но для этого мне нужна будет помощь)
Жанр: AU
Дисклеймер:
Все ситуации вымышленные, все имена придуманные,
все названия условные, все совпадения случайные,
все фотографии поддельные, все тексты созданы генератором случайных слов.
От писаки: Филипп, его жена и дети - реально существовавшие люди. Описания внешности тоже вполне исторические + картины тоже существуют. А и Сен Клу тоже настоящая резиденция герцогов Орлеанских

За коллаж спасибо  AnaiAsane

Глава 5. Глупости совершают все.

Глава 5.
Джин проспал до позднего вечера, а потом исчез на два дня, чтобы на третий вернуться ночью и, почти не скрываясь (потому что и скрываться-то было не от кого, все давно спали), пройти в свою спальню под руку с баронессой да Лилль.
Приближался праздник середины лета, становилось все теплее, и даже ночью воздух был удушающе- спертым, нагретым за день на солнце так, что, казалось, он с трудом проникает в легкие. Все в природе изнывало от жары, находя слабое утешение в сомнительной прохладе ночного времени.
Бланш обнимала Аканиши во сне, прикасаясь к нему обнаженной кожей, от чего по его спине катились теплые струйки пота. Джин не мог уснуть: кровать казалась ему жесткой, а простыни - мокрыми от его собственного тела. Лежащая рядом женщина, что раньше чудилась ему такой желанной, сейчас, казалось, источала тонкий, но неприятный запах вина, от которого мгновенно пьянеешь, а на утро мучаешься головной болью.
Какая-то ранняя птичка засвистела за окном, возвещая о начале нового дня. Джин поерзал, мягко стряхивая с себя чужую руку, которая будто прилипла к мокрой, горячей коже. Наконец, кисть мягко соскользнула на кровать, и баронесса открыла глаза.
- Доброе утро, - сонно пробормотала она, вновь обнимая посла и устраивая золотистую макушку у него на плече. Мягкие, пухлые губы коснулись шеи. Аканиши как можно незаметнее отстранился.
- Ваша милая женушка уже покорила ваше сердце? – Бланш может и была легкомысленной, взбалмошной, временами злопамятной, но никогда - глупой. Он не смог утаить от нее того, что огонек страсти угас, сколько бы она не молила: «Еще чуточку, еще минуточку люби меня!».
- Нет, - неуверенно и очень тихо ответил Джин.
- Дорогой, не обманывайте себя и меня.
Они помолчали. Пальцы мужчины пробежали по ее плоскому животу, слегка сжали грудь, а потом запутались в светлых волосах. Женщина как большая, но грациозная, томная кошечка, ластилась к его рукам.
- Поль уже дорисовал ваш портрет? – опасный, но необходимый вопрос. Начало конца. Оба знали, что это значит.
- Нет, - легко откликнулась Бланш и поднялась с постели, накинула на плечи его легкий, шелковый халат. Ткань холодила сухую кожу. Она остановилась у раскрытой двери на балкон, в предрассветной дымке сад казался серым и безжизненным.
- Неправда. Я знаю, что дописал, - Джин перевернулся на спину и раскинул руки, уставившись в потолок.
- Тогда зачем спрашиваете?
- Может, не хочу с вами расставаться?
- О, не нужно.
- Бланш, - он повернул голову, чтобы взглянуть на нее.
- Да все знают, что происходит, когда Дюран дописывает портрет. Женщина сразу становится просто номером в списке твоих побед.
- Это не так, - Джин тоже поднялся и, подойдя, обнял ее за плечи. Баронесса осторожно коснулась низкой пузатой вазы со странным букетом из белых маков и анютиных глазок.
- Вы знакомы с языком цветов? – спросила она, поглаживая нежные стебельки.
- Нет, совсем нет.
- Белые маки – это мир, вернее надежда на него, а фиолетовые и белые анютины глазки – это печаль и тоже надежда. И еще … «думай обо мне».
Джин вышел на балкон и вцепился пальцами в перила, но лицо его выражало растерянность.
- И что же это значит?
- Кажется, кто-то пытается помириться, - улыбнулась она. - А знаете, что за цветок бы я подарила вам на прощание?
Он молчал, поэтому Бланш просто продолжила:
- Целую охапку ландышей с мелкими цветочками душистого горошка. Прекрасный был бы букет, - вздохнула она.
Он помог баронессе надеть платье и завернуться в темный плащ, яркий халат был брошен в кресло, чтобы больше никогда не коснуться ее тела. Было странно ощущать, что все это в последний раз. В последний раз Джин взял ее за руку, чтобы вывести из дома тайно, через неприметную калитку в саду. Последний взгляд на комнату и цветы, что рассказывают о чужой любви. Последний томный поцелуй в рассвете. И как хотелось вечно стоять на террасе и мять, мять до бесконечности, без конца, его мягкие, теплые губы! Последний раз прижаться к сильному телу, замереть на мгновение или лучше вечность в его объятиях.
Пальцы переплетались, губы сталкивались, а дыхание сбивалось. Расставание, хоть и ожидаемое, оказалось тяжелее, чем все мысли о нем. Но она так и не заплакала. Очень хотелось, но нет, нельзя.
- Пора, - прошептал Аканиши. Бланш помотала головой и уткнулась лбом ему в грудь, мысленно шепча: «Пожалуйста! Пожалуйста!». Она и сама не знала, о чем молила, но все же не могла остановиться.

Казу как всегда на рассвете вышла в сад. Трава была мокрой от росы, солнце еще не высушило ее. Но, не смотря на это, идти было приятно. Подол платья тихо шуршал в такт шагам.
Воздух был теплый и влажный, будто солнце, даже скрываясь за горизонтом, продолжало греть. Необычная для Франции погода, больше подходившая для тропиков или, в крайнем случае, для южного побережья Италии, держалась уже неделю. Радовало только то, что цветы росли буйно и ярко.
«Она» прошла по саду, рассматривая своих «любимцев». Нашла несколько ласковых слов для каждого, касаясь хрупких, тонких лепестков. Самое большое место в цветнике отводилось, конечно, розам: белым, красным, ярко алым, чайным и желтым, забавным синим и даже черным. Они были прекрасны, но в них будто не было души, нежности, ранимости. Все знают, что роза - королева среди цветов, и она будто горда этим, и поэтому несколько неприятна в своем высокомерном величии. Казу гораздо больше нравились мелкие цветки, больше похожие на полевые. Обычно «она» склонялась над большой клумбой, усыпанной лютиками, маргаритками и бальзаминами и долго-долго разглядывала каждый цветочек. Лужок напоминал разноцветное лоскутное одеяло: казалось, можно раскинуть руки, окунуться в это благоухающее море цветов и проваляться до полудня, разглядывая далекое синее небо. Но сегодня Казу прошла мимо, направляясь прямо к дикорастущим люпинам, возвышавшимся среди травы.
Некоторое время спустя «она» уже шагала обратно к дому, сжимая целую охапку люпинов трогательного, нежно-розового цвета. Казу улыбалась, вдыхая их слабый, сладковатый аромат. Рукава платья намокли, но «ей» было все равно.
До беды оставались секунды. Еще десяток шагов и хрупкие стебли упали на землю. Внезапно руки будто перестали слушаться, просто безвольно повисли вдоль тела. Машинально «она» сделала вперед пару шагов, втаптывая цветы в тропинку. Казу ничего не видела вокруг, только две стройные фигуры на террасе, что замерли, прижавшись друг к другу.
- Нет, - тихо прошептала «она», не желая верить своим глазам. Джин, ее муж, нежно обнимал другую женщину, снова и снова атакуя ее губы. Наконец, он отступил, отстранил ее от себя. Они обменялись несколькими словами, но Казу ничего не расслышала. Аканиши взял под руку свою спутницу и повел через сад. «Ей» было обидно, обидно почти до слез, горьких, как микстура. Так легко представить, как Джин мог бы прижать к груди его. Именно его, настоящего! Не жену и не женщину, а хрупкого, угловатого мальчика с тонкими ручками и пальцами, что до боли вцепились бы ему в плечи. Мальчика, который был бы не только любовником, но и другом, соратником.
Казу поняла, что еще пара минут и «ее» заметят, поэтому, спотыкаясь, неловко отступила на непослушных, вдруг ставших деревянными, ногах в тень большого дуба. Когда пара проходила мимо, «она» судорожно прижалась щекой к дереву, будто пытаясь слиться с ним. Кора была жесткая и бугристая, неприятно саднила нежную кожу, оставляя красный отпечаток на ней. Но Казу ничего не замечала и лишь слегка подрагивала, будто от холода. Где-то в вышине резко крикнула птица; «она» дернулась, и мелкий сучок прочертил кровавую полоску на скуле.
Казалось, вместо теплой крови по венам побежала ледяная вода. Она заморозила все внутри, сковала душу отчаянием. Казу хотелось опуститься на колени и зарыдать так громко, чтобы даже солнце услышало о «ее» боли. Но «она» не позволила себе сделать этого, наоборот, воинственно сжала побелевшие губы. Как можно спокойнее вдохнула через нос, медленно досчитала до десяти. Но сердце все равно бешено стучало, только почему-то не в груди, а где-то чуть выше ключицы, в горле. Раскаленным шаром оно обжигал кожу изнутри. Минуты тянулись медленно. Капли-секунды ударялись о землю с глухим стуком. «Она» не двигалась, чувствуя, как внутри все зажигается и клокочет злобой, которая требовала выхода, но не находила его. По венам заструилась кроваво-красная лава, выгоняя ледяную воду отчаяния.
Казу посмотрела вслед уже скрывшейся паре и вдруг, будто что-то вспомнив, стремительно направилась к дому.

В конюшне было прохладно (солнце еще не нагрело крышу) и сухо. Пахло сеном и лошадьми. Крошечные пылинки танцевали в столбиках света, проникавшего через небольшие окошки. Помещение было небольшое, всего из четырех секций – денников. Конюх Гарри, спавший здесь же, на соломе, содержал свои «владения» в идеальном порядке и чистоте. Лошади явно нравились ему больше, чем люди. А лошади во владении у посла все как на подбор - дорогие и непременно породистые. Чистокровная арабка, огненно-рыжая, с диким темпераментом, подчинялась и любила только самого Джина. Темный, как смоль, без единого светлого пятнышка, меренский жеребец и его подруга – молодая серая булонская кобылка – эти для кареты. И еще один конь, которого Казу полюбила с самого первого взгляда, и, кажется, эта любовь была взаимной.
Казу прошла вглубь прямо к своему любимцу. Арро был настоящим английским альбиносом. Белый, как снег, со светло-голубыми глазами и ослепительно-белой гривой. «Она» погладила жеребца по гладкой шее. Он фыркнул и слегка куснул мокрыми губами «ее» плечо, будто утешая. Казу обняла друга, перебирая пальцами жесткую гриву. Рядом с ним «ей» стало чуточку легче, спокойнее. Но Арро не может говорить, поэтому не даст совета и не пожалеет. Он может только смотреть на «нее» своими грустными, светлыми глазами и тихо ржать, будто принимая печали хозяйки как свои.
«Она» не стала будить конюха, а сама оседлала коня. Сначала осторожно надела уздечку, успокаивающе поглаживая Арро по морде, затем вальтрап, потник и седло. Он спокойно стоял, пока Казу пыталась сделать все, как показывал Гарри.
После всех приготовлений, Казу, наконец, вывела Арро из конюшни. И не медля больше, вскочила в седло по-мужски и, пришпорив коня, понеслась к воротом. Заспанный конюх, который удивленно тер глаза, прокричал что-то «ей» вслед.
Казуко знала куда едет, и, может, это было безрассудно, глупо и даже жестоко, но больше никто не смог бы «ее» понять. Только к нему. Пусть придется припасть к чужым ногам, пусть осудит, но ведь утешит. Он точно утешит, потому что больше просто некому.
Серым вихрем пронеслась Казу по дорогам, чтобы резко осадить коня у нарядного подъезда. Здесь немного ошарашенный дворецкий сообщил, что господин до рассвета уехал в Сен-Клу по приглашению герцога Орлеанского. «Она» немедля развернулась и направила Арро на запад, вдоль Сены.
Ветер развевал волосы и шумел в ушах. Казу низко припадала к шее коня; адреналин бешено ударял в кровь, подстегивая «ее». Четверть часа спустя «она» остановилась перед воротам замка.

Глава 6. Разрушая дружбу

Глава 6.
Она вновь заставила его сердце биться чаще. Кого-то любовь делает сильнее, а у него - все наоборот: любовь превращает его в безвольную марионетку, зависимую от чужой воли и благосклонности. Из-за нее его сердце стало похоже на маленькую, загнанную трепещущую птичку, что бессильно бьется в клетке. Бьется, бьется, пока не умрет.
Дюран вновь увидел ее, как в первый раз. Казу, рассеянно выглядывая кого-то, шла к столпившимся вокруг Герцога Орлеанского людям: ветер развевал ее волосы, серебристое платье, которое так хорошо сочеталось с ее темными локонами и подходило к цвету ее глаз, колыхалось в такт шагам. Он пошел ей на встречу, чтобы другие гости принца не смогли вцепиться своими когтями в ее нежную шею. Но, как назло, сам Филипп Орлеанский заметил нежданную гостью.
- Дюран, - обратился он к художнику, - вы знаете это прелестное создание, что направляется сюда?
Поль скрывая досаду, учтиво ответил:
- Да, Ваша Светлость. Мадам - жена японского посла.
- О, - с возросшим интересом воскликнул Филипп, оглядывая свою свиту, - я много о ней слышал. Приведите же ее скорей, милый Поль!
Мужчина поклонился и под взглядами гостей направился к Казу.

Казу шла вперед навстречу Дюрану, и решимость «ее» таяла, как предрассветная дымка под лучами солнца. Вся свита принца следила за их приближением друг к другу. Джин отчасти был прав, когда говорил о слухах при дворе, которые распространяются с невероятной быстротой и редко бывают достоверны. Под многочисленными пристальными, беззастенчиво рассматривающими ее, взглядами Казу вспомнила, в каком виде примчалась сюда. Волосы выбились из косы, растрепались от быстрой езды, и теперь мелкими завитками прилипли к влажным вискам. Серебристое платье, конечно, было очаровательно, но для только лишь домашней обстановки. Оно запылилось, помялось в дороге и даже, кажется, кое-где порвалось. И пахло он «нее», вероятно, не лучшим образом, конским и ее собственным потом.
Дюран взял Казу под руку бережно, но крепко, будто тяжелобольную.
- Что случилось? – шепнул он, подводя «ее» к Филиппу.
- Не здесь, - так же тихо ответила «она», застенчиво улыбаясь принцу.
- Ваша Светлость, позвольте представить мадам Казуко Аканиши, жену посла Японии.
Казу присела в глубоком реверансе и быстро оглядела свиту герцога и его самого. Младший брат короля был некрасивым мужчиной лет тридцати, в завитом темном парике, невысокий с бледной кожей и мягким подбородком. Но взгляд его светился умом и лукавством. Нежные руки сжимали гладкую, черную трость. Одет он был ярко и несколько вычурно, с множеством украшений. Ближе всех к нему стоял высокий, красивый молодой блондин, в котором Казу узнала знаменитого шевалье де Лоррена. Если принц смотрел на «нее» с любопытством и некоторой благосклонностью, то его фаворит просто смерил ее медленным, оценивающим взглядом, а потом будто и вовсе потерял интерес. Вокруг стояло еще множество людей, но их Казу либо не узнавала, либо не успела разглядеть.
- Милое создание, сколько вам лет? – без предисловий осведомился Филипп. Казуко растерялась, а потому, заикаясь, ответила:
- С-семнадцать, месье, - глаза герцога были почти так же темны, как и «ее» собственные, и в них плескался смех и понимание.
- И почему же ваш супруг так долго скрывал вас? Хотя не отвечайте, просто пообещайте мне, что, как только закончите с Дюраном, тут же навестите меня. Идемте, господа, мы здесь лишние! Юная мадам приехала сюда явно не из-за моей скромной персоны. Идемте-идемте! – воскликнул он и, не дожидаясь ответа, развернулся, чтобы уйти. Свита, явно разочарованная тем, что представления не будет, потянулась за ним, бросая на пару откровенные, любопытные взгляды.
- Идем, - художник вновь взял ее под руку, увлекая в противоположном направлении к большому фонтану под сенью деревьев.
- Поль, - беспомощно простонала Казу.
- Что? – Дюран посмотрел на «нее» в упор, гораздо ближе чем то, позволяли приличия. Как много «она» увидела в его взгляд! Даже слишком. И от этого мужество совсем ушло, а ноги подкосились и, казалось, почти отказались слушаться.
Они дошли до фонтана, вернее, мужчина довел мадам до чаши с освежающей водой. Казу присела на холодный белый край, не обращая внимания на мелкие брызги, летящие в спину.
- Что случилось, мадам?
«Она» открыла рот, но не смогла издать ни звука. Просто двигала губами, будто выброшенная на сушу рыба. Потерла лоб ладонью, закусила губу, закрыла лицо руками, но так ничего и не сказала. Дюран опустился на одно колено.
- Мадам, три недели прошло. Я скучал, - тихо начал он. - Каждую минуту своей жизни я думал о вас. И, чем больше времени мы проводили в разлуке, тем больше чувства сжигали меня изнутри. Я думал, все просто. Думал, вы такая, как все, и это пройдет. Но…
Поль замолчал, собираясь с силами.
- …Но это не пройдет. Говорят, настоящая любовь бывает раз в жизни. Я не верил и сотню раз влюблялся. А теперь я знаю – это правда. И с вами… с вами, - он облизал пересохшие губы. - С вами – навсегда! И пусть это прозвучит наивно, но… Я так отчаянно желаю, чтобы вы сказали: «Навсегда – какое хорошее слово, Поль. Я навсегда с тобой». И я у ваших ног.
Казу ехала сюда с мыслью, что припадет к чужим ногам, прося защиты и сострадания. А вышло совсем по-другому. Друг униженно стоит на коленях и признается в том, чего «она» никогда не должна была бы слышать.
- Поль…
- Я знаю, что вы собираетесь сказать. Не надо. Я согласен быть просто другом, лишь бы видеть вас.
- Поль, - Казу вдруг будто обрела почву под ногами; слова посыпались из «нее» мутным, бурным потоком, - я видела его сегодня! Видела своего мужа с другой! Я знаю, знаю, что мы еще в самом начале договорились: не будем мешать друг другу жить своими собственными жизнями. Но… он - моя жизнь. Простите меня, Поль, простите. Будьте моим другом, будьте тем, кому я могу рассказать абсолютно все. Вы сами знаете: такие чувства не запрячешь в сундук и не бросишь на дно колодца души. Я не знаю, что мне делать!
- Мадам, - Дюран успокаивающе сжал «ее» руку. Казу подняла на него глаза и медленно вздохнула, а потом рассказала о том, что было. Не только об утре, но и о том, что было до этого.
- Аканиши, - прорычал художник, вскакивая на ноги, - как он посмел?!
Казу надеялась на утешение, заботу, но никак не на вспыхнувшую в нем ярость.
- Простите, мадам, - Поль резко поклонился, - мне нужно срочно уйти.
- Месье? – «она» тоже встала. - Я не понимаю…
- Простите, - повторил он и быстро пошел к конюшням. Казу смотрела ему вслед.

- Мадам, - герцог первым заметил «ее» приближение, будто все это время только и ждал возвращения. Все (около сотни человек), как по команде, посмотрели на «нее», но стоило Филиппу неодобрительно нахмурить брови, как они так же дружно отвернулись и изобразили полнейшее безразличие к происходящему.
- Ваша Светлость, - Казу снова присела в реверансе.
- Не нужно церемоний, мадам. Я вижу, вы устали с дороги. Герцогиня, - обернулся он к жене. Генриетта Стюарт была привлекательной молодой женщиной на несколько лет младше Филиппа, но красота ее несколько померкла от трех тяжелых родов. А сейчас даже широкое платье не могло скрыть приближение срока рождения четвертого ребенка. Говорили, Генриетта имела большое влияние при дворе. С мужем была холодна, но, по слухам, водила довольно близкую дружбу с королем. Злопыхатели не уставали намекать, что их отношения носили более нежных характер.
- Герцогиня, проводите мадам Аканиши в гостевые покои, думаю, ей необходимо переодеться.
- Месье, - откликнулась жена, - я думаю, горничная вполне справится с таким простым поручением.
- Мадам, выполните мою просьбу, - мягко и слегка укоризненно ответил герцог. Генриетта помедлила и кивнула. Женщина не выказывала особого восторга, но послушалась и сделала приглашающий жест.
Полчала спустя Казу вышла из гостевой комнаты, облаченная в новенькое голубое платье, пышное и воздушное, расшитое мелким речным жемчугом. «Она» стала похожа на маленькую фарфоровую куколку, которая неожиданно сошла со своего пьедестала.
- Давайте я покажу вам поместье, - мягко произнес Филипп, отворачиваясь от большого окна. Казу была более чем удивлена, что принц ждал ее.
- Ваша Светлость, - она осторожно взяла его под руку. Они пошли вперед по светлой галерее.
- Вы, наверное, гадаете, почему я дожидался вас? – принц остановился перед портретами женщин его семьи. - Взгляните, какие прекрасные полотна. Рубенс…
На правом была изображена его мать, прекрасная Анна Австрийская в своем испанском наряде. А на левом - бабка Филиппа, художник изобразил ее в преклонном возрасте и траурном наряде.
- Там, - он махнул рукой куда-то дальше по коридору, - есть портрет моей тетки Генриетты-Марии. Красивая была женщина, жаль, совсем зачахла, бедняжка. Климат туманного Альбиона подорвал ее здоровье.
- Месье, - Казу и правда не могла понять причин внимания к ней со стороны принца. А тот, похоже, и не торопился объяснять.
- Простите, месье, я иностранка, и мне не вполне понятны те игры, которые здесь все, кажется, так любят. Прошу, не томите.
- Мадам, вы просто чудесное создание, - он улыбнулся, - Вы удивили меня, а это, поверьте, случается не часто. Двор нынче скучен до невозможности.
Казу удивленно посмотрела на Филиппа, ожидая продолжения.
- Скажите, - начал герцог, низко наклоняясь к «ней», - зачем одному мужчине переодеваться женщиной и выходить замуж за другого? Или в вашей стране это обычное явление?
Удивление в «ее» глазах сменилось испугом. Филипп рассмеялся.
- Не бойтесь, дорогая, - прошептал он. - Я никому не расскажу об этом, но объясните же мне причины столь странного поступка.
- Пожалуйста, Ваша Светлость, я расскажу, что захотите, только умоляю, не говорите никому! Я умоляю, никто не должен догадаться! Моя жизнь будет разрушена, если при дворе прознаю о…о таком! – Казу молитвенно сложила ладони.
- Успокойтесь-успокойтесь. Честно признаться, Вы мне очень импонируете, мадам. Я сохраню ваш секрет в обмен на утоление моего любопытства.
Казу сжала ладони в кулаки, глубоко вздохнула и начала рассказ.

Поль ворвался в дом, ни на кого не обращая внимания, взбежал по лестнице и резко распахнул дверь кабинета. Джин с легкой улыбкой на губах, до этого безмятежно смотревший в окно, встрепенулся и посерьезнел. А через секунду ему в лицо прилетели две белые перчатки.
- Что происходит? – холодно и немного угрожающе поинтересовался Аканиши, остановившись на Дюране долгим тяжелым взглядом. Потом он жестом отпустил запыхавшегося дворецкого, который вошел вслед за художником.
- Это ты мне скажи, что происходит в твоем доме!. Твоя жена пришла ко мне в слезах! - просто ответил тот, нависая над столом.
- Нажаловалась уже? – Джин презрительно приподнял брови.
- Что? – Поль презрительно скривился, будто пред ним был не бывший друг, а мерзкое насекомое, - Знаешь, я думал, что после женитьбы ты… изменишься. Женщины всегда были для тебя низшими существами, но она… Она достойнее других.
- Значит, правда? У вас… любовь?
- О чем ты? Она отвергла меня!
- Тогда чего же ты примчался защищать ее честь?
- Может потому, друг мой, что ты о чести позабыл? Приводить любовниц в собственный дом чуть ли не на глазах у жены!
- Откуда ты знаешь?! Никто… не должен был видеть, – Джин побледнел и до боли вцепился в стол. - Это было только для меня.
- Для тебя? – насмешливо переспросил Дюран, - Конечно же, Аканиши всегда думает только о себе.
- Может и так, - Аканиши вышел из-за стола и прошел к окну, мимо скульптуры, на которой, как ему казалось, Марс воинственно сжал копье, а Венера беспокойно припала к плечу мужчины.
- Зачем? – слабо спросил Поль, будто силы вдруг оставили его. – Зачем ты мучаешь ее?
- Да разве не о вас шепчутся во всех уголках Версаля, - сквозь зубы процедил Джин, не оборачиваясь, - Люди скоро начнут смеяться мне в лицо. Жена, не таясь, ездит к любовнику.
- Никто не запретит тебе быть дураком, Джин, - тихо проговорил Дюран. - Завтра в полдень.
- До первой крови?
- До первой крови.


От обилия учебы и других "веселых" моментов моей жизни мозги закипают. Так что если что автор не виноват!

Глава 7. в которой Джин наконец знает

Глава 7.
Полуденное солнце слепило глаза и грело так, что Джин скинул расшитый камзол на землю еще до начала дуэли и остался в одной рубашке, которая все равно неприятно липла к мокрой спине. Он окинул взглядом унылую картину вокруг себя. Место для дуэли было выбрано тихое, на пустыре, за церковью. По краям в тени, у самой каменной стены росли несколько деревьев, сухих и безжизненных, а утоптанную площадку посередине покрывала странная желтоватая пыль, которая только притворялась землей и все норовила забраться в ноздри, от чего в носу становилось неприятно щекотно.
«И почему нельзя было встретиться на рассвете?» - подумал Аканиши, мучаясь от жары и вытирая платком шею под волосами.
- Не передумал?
- О чем ты? – Джин обернулся на своего секунданта. Высокий мужчина стоял спокойно, заложив руки за спину: его лицо ничего не выражало, только светло-голубые глаза смотрели холодно и серьезно.
- Вы ведь друзья. Рушить дружбу из-за женщины - это глупость. Женщину рано или поздно разлюбишь, а друг - это навсегда.
-Я защищаю свою честь, - бросил Аканиши и вновь повернулся к узкому проходу между двумя зданиями, откуда должен был появиться его оппонент. Время тянулось медленно, стоять на солнцепеке было просто невыносимо, голова кружилась и, казалось, готова была расколоться на части. От этого думать о чем-то, кроме как о том, чтобы это поскорее закончилось, было невозможно.
Наконец, Дюран выскользнул из прохлады переулка и, поприветствовав всех кивком, встал напротив Джина. Бросив на него один-единственный взгляд, Аканиши забыл и о жаре, и о головной боли, только гнев в груди вспыхнул как сухой порох. Он больше не видел перед собой друга, он видел человека, что спал с его женой и посмеялся над ним. Он боролся с желанием немедленно выхватить шпагу и проткнуть Полю горло - крошечный укол и смерть. Багровая кровь окропила бы сухую пыль под его ногами.
- Не забывайте об условиях дуэли, господа, - провозгласил один из секундантов. - До первой крови. Смерти нам не нужны.
«Нужно было взять с них слово, что будут молчать. Жаль, что уже поздно. Завтра все узнают, что у Казуко очень ревнивый муж, который сторожит свою милую женушку как ненормальный», - подумал Джин. Он вытащил шпагу и заложил руку за спину, становясь в позицию, готовый к поединку. Самый первый выпад, и в голове не осталось ничего. Все сомнения, тревоги и мысли ушли. Аканиши перестал думать о Поле как о друге, перестал думать о жене и себе. Только жажда крови, которая поглотила все прочие чувства. Перед ним был противник, и тело само рвалось в бой.
Поль наступал, они кружили по кругу в диковинном танце. Джин позволил загнать себя в угол только для того, чтобы потом заставить Дюрана поспешно отступить и, наконец, упереться спиной в каменную кладку. Художник был не слишком искусен в фехтовании и потому не понимал, что Аканиши всего лишь играет, и он мог бы без особого труда уже несколько раз проткнуть Поля насквозь. Но Джин сдерживал себя, он знал, что у него будет лишь одна возможность пустить противнику кровь, а ему так хотелось ранить Поля посильнее, чтобы избавиться хотя бы от части той боли, которая ледяной рукой сжала сердце.
Обманное движение заставило Дюрана качнуться вперед, Аканиши будто теряя равновесие неловко переступил и сделал выпад. Поль почувствовал мгновенную боль, и вот, что-то теплое потекло по лбу и щеке, а через мгновенье глаз ослеп от залившей его липкой крови. Глубокий длинный порез ото лба через бровь и часть щеки и носа – не смертельная рана, совсем не опасная. Но унизительная, изощренная насмешка, оскорбление, утешение для уязвленной гордости, которого так хотелось Джину. Оппонент повержен, растоптан.
Рубиновая капелька замерла на кончике шпаги. Внезапно для Аканиши все прошедшие события сосредоточились в ней. Ни вернуть, ни исправить, можно только смотреть, как она стремительно опускается на землю. Шпага выпала из его руки. Он, даже не глянув на Дюрана, прижимающего ко лбу уже ставший грязно-красным платок, быстро направился к лошади.

Темные грозовые тучи застилали небо. Было жарко, но какое-то странно предчувствие прохлады уже носилось в воздухе. Птицы замолчали, а деревья тревожно шумели где-то над головой.
Казу сидела на скамеечке в парке и рассеяно глядела в маленькую книжку в черном кожаном переплете - строчки расплывались у «нее» перед глазами. Пахло цветами, коих «ее» стараниями в саду стало великое множество.
Темная фигура появилась в конце аллеи и быстро стала приближаться. Казуко судорожно вцепилась в книгу и опустила голову, ожидая его.
- Мадам, - Аканиши коротко поклонился. «Она» вежливо кивнула в ответ, ничем не выдав обуявшего ее смятения.
- Мадам, - повторил он, опускаясь на скамейку, - вы знаете, что наша свадьба была всего лишь… залогом союза между нашими семьями.
Казу посмотрела на него своими большими влажными глазами, и Джин вновь потонул в них и понял, что пропал.
- Сегодня на дуэли... – начал было он.
- Что?! – Казу окинула его обеспокоенным, внимательным взглядом, - Вы не ранены? Как это произошло?
- Вы не знали? – Джин удивленно вскинул брови и пояснил, - Дюран вызвал меня на дуэль… из-за вас!
- Нет, - тихо произнесла она, внезапно заинтересовавшись носками своих туфель. - Нет, он не мог. Поль не может быть настолько безрассуден. Месье, поверьте, я не давала повода…
- Тише, - велел Аканиши. - Я знаю, что вы не виноваты. Это было только наше дело.
Джин замолчал и осторожно взял у «нее» книжку. Казу избегала смотреть на него. Тихо зашелестели страницы. Где-то просвистел веселую песенку соловей.
- Недавно я тоже брал эту книгу с полки, - Джин беззвучно рассмеялся. - «Азбука цветов». Я теперь знаю: ты говорила со мной. Ты хотела рассказать мне о своих чувствах.
«Она» вспыхнула и прижала холодные ладони к щекам.
- Казу, - прошептал Джин, бережно касаясь «ее» плеча. Он вскочил и отошел, затем вернулся. Казуко удивленно наблюдала за его перемещениями.
- Мадам, - возвращаясь к официальному тону, но с затаенной страстью произнес Аканиши, - позвольте мне сказать… выразить…
Он вновь отошел, прислонился к дереву, зачем-то потрогал листья, глубоко вздохнул. В отдалении негромко прогрохотало.
- Летняя гроза, - задумчиво посмотрел вверх Аканиши, будто выискивая признаки бури.
- Месье, - позвала «она», - я умоляю!
- Мадам, - Джин посмотрел на «нее» в упор, - я хочу сказать, что боготворю и отчаянно люблю вас! Я пытался бороться, но это невозможно! Вы лучшая женщина из всех, что я встречал. И сегодня, во время дуэли, посмотрев в глаза бывшего друга, я понял это.
Джин подскочил к Казуко и, сжав «ее» плечи, осторожно и легко поцеловал. Всего секунду. А потом еще раз и еще. Трепетные, дрожащие поцелуи. Его пальцы на «ее» щеках и шее. Казу прижалась к нему теснее. Его язык осторожно раздвинул «ее» губы, проникая внутрь. Раньше ему казалось, что поцелуй - это своего рода приветствие, но сейчас они будто творили что-то запретное, тайное. Перемежая поцелуи с объятиями, он продолжал горячо шептать:
- Я люблю тебя. Люблю, моя маленькая мадам.
Его слова потонули в грохоте. С неба огненной стрелой сверкнула молния. Казу и не заметила, когда вокруг успело потемнеть; теперь «она» едва могла различить лицо мужа. Деревья заскрипели и застонали протяжно. Дождь хлынул сплошной стеной. Аканиши схватил «ее» за руку, и они побежали к дому.
Темная маленькая книжка осталась мокнуть на скамейке.

- Ты вся промокла. Нужно раздеться, - тихо произнес Джин, смеясь и сбрасывая камзол. Они были в той же комнате, где все и началось. И ветер, кажется, завывал так же, как тогда, и так же трепал листки на столе. Казу стало страшно, и оттягивать момент признания больше было невозможно. И «она» оттолкнула руки Аканиши.
- Это больше не может продолжаться, - бесцветным голосом произнесла Казу, пытаясь расшнуровать корсет. Джин, ничего не понимая, попытался «ей» помочь, но «она» не дала. Наконец, мокрое платье упало к «ее» ногам.
- Я уже говорила вам о моей сестре. Мы были близнецами.
- Она умерла, я помню, - Аканиши попытался поцеловать Казуко, но «она» ускользнула и остановилась у камина.
- Дело в том, что мама родила близнецов, но не двух девочек. Она родила мальчика и девочку. Мою сестру звали Кейко, меня зовут Каменаши Казуя. И меня готовили для сюдо, – он покусал и без того распухшую губу. - Я должен был стать o-kosho для сегуна. Я был бы воином! Но отец… он решил иначе. Он, вероятно, сошел с ума, но мне ли было обсуждать веление родителя?! Он отправил меня в монастырь на юге Франции. Я прожил там год, чтобы научиться быть женщиной. Вместо полевого лагеря и долгих бесед с господином у меня теперь пуховая перина и сад.
У Аканиши в голове все смешалось: поцелуи и признания, гроза и ветер, черное и белое.
- Я не верю… этого не может быть…¬ - он присел на кровать и стал пристально изучать свои дрожащие руки. Казуя скинул остатки одежды: в багровом свете камина его кожа казалась темнее, чем обычно, а на волосах играли золотые блики.
- Посмотри на меня, - потребовал он, и Джин, невольно подняв глаза, тут же отвернулся.
- Мне лучше уйти, - хрипло и тихо произнес он, не двигаясь с места. Казуя бросился вперед и упал рядом с ним на колени, попытался заключить его ладонь в свои руки.
- Пожалуйста! Пожалуйста! Я думал, что ты полюбил меня… именно меня. Не тело, а того, кем я являюсь! Разве нет?! Ведь ты не захотел меня в первую брачную ночь? Но всего минуту назад ты желал меня так же, как я тебя, разве нет? Джин, пожалуйста! Скажи, что мальчик я или девочка, не имеет для тебя значения!
Джин пораженно посмотрел на него и несколько секунд безмолвно открывал рот.
- Ты не тот, кого я полюбил! – Аканиши запрокинул голову, сдерживая слезы. - Я полюбил свою жену. Смешливую, молодую девушку. Она была прекрасна - тонкая и звенящая, как струна. Но ты не она!
Он сорвался на крик и добела сжал кулаки, будто хотел ударить.
- Неправда, - Казу дотронулся до его руки, но Джин отодвинулся в сторону и встал. – Неправда! Я все еще здесь, я - это она!
- Нет, - Аканиши снова заговорил спокойно, даже апатично. - Я не могу тебе доверять. Казуко была юной и невинной, она не смогла бы меня обмануть. А тебя… тебя я не знаю! Ты какой-то парень, которому было, вероятно, очень весело наблюдать, как я, влюбленный дурак, ревную и бросаюсь из крайности в крайность.
- Нет! Нет, это не так! – Казуя опустил голову. Мужчина смотрел на него несколько секунд, а потом молча вышел.
- Джин, пожалуйста, - просипел Казу, но заплакать он не мог, отчаяние сдавило горло.
« Неужели… конец? – подумал он, закрывая лицо руками, - Суждено ли мне прожить жизни рядом с любимым, не имея возможности даже прикоснуться? Нет, Ками-сама, пожалуйста, помоги ему понять мои чувства!»

запись создана: 29.03.2012 в 11:50

Вопрос: сказать "спасибо" ?

1. Да		59	(100%)
Всего:		59

@темы: фик, Джин, Каме

---

Дневник Рисы

Блин, я в растрепанных чувствах. Очень хочу выложить новую главу "Look at me", но бета пропала в неизвестном направлении или попросту меня игнорирует. Я уж не знаю, что с ней. Это сводит меня с ума.
Да и вообще вновь на сердце моем тоска.
Пойти напиться.......только не с кем и не на что Амели на мели.
Так что съем мармеладку.

@темы: дневник Рисы

---

Дневник Рисы

Наконец, решила написать о фесте, если помните он стартовал еще 1-ого числа.
Работ выложена уже достаточно хотя мой пока нет(( так что я нервничаю
Честно, последние дни все пыталась понять по какому принципу выкладываются работы. Поняла только одно: последние два дня было по пейрингам.
Но все это отвлеченное.
Мне нравиться система оценок: от 1 до 10. Хорошо, что не нужно сравнивать работы друг с другом, а то бы я точно долго колебалась с выбором. К тому же не все работы я прочитала.
Но заметила, что в среднем ставлю оценки ниже чем все остальные читатели.
То ли такая я ревнивая, то ли строгая. Только одной работе я смогла поставить 10 и то, потому что подумала : хватит уже придираться!
Но по-настоящему чего-то интересного я пока на фесте не видела. Не было ничего такого, чтобы подумать: Вот это я буду перечитывать.
Хотя, конечно, все относительно. И я уже видела отзывы вроде: Автор, я узнаю ваш ник и обязательно буду вас читать.

Кстати, отчего люди участвую в фестах?
Я не знаю как остальные, но моя маленькая тщеславная душонка просто жаждет признания. Мне тесно только в свое дневнике.
Я ничуть не стыжусь признаться, что жажду быть известной, хотя бы в рамках фандома.

П.С. собственно сам фест
Авторам нужны читатели!

@темы: дневник Рисы, флешмоб/фест/орг

---

случается

Иногда люди несут жуткий бред и меня это раздражает. Мы слишком часто беремся судить, не зная сути вопроса.
Составляя о чем-то мнение, не забудьте как следует узнать то, о чем собираетесь составить мнение.
А то получиться вот так:

Посмотрите, что происходит в Японии. Дело даже не в вере, а в безбожье внутреннем, в отсутствии представления о том, что ты не один живешь. И вот это постоянное использование, унижение окружающего мира приводит к тому, что Господь говорит: «Ребята, вы чего делаете? » И посылает бедным японцам девятибалльное землетрясение с цунами.
Никита Михалков

@темы: всякая всячина

---

Дневник Рисы

Два вопроса на повестке дня. Один про реальность, другой... ммм... про виртуальность))хд

Первый вопрос: чертова курсовая! Да-да именно что чертова!
Как меня задолбал мой руководитель, кто бы знал. Не нравятся ему видите ли мои переводы. Мне уже хочется запихать ему эти листы с переводом в... "но в горло я успел воткнуть и там два раза повернуть мое оружие"
Обычно я людям не грублю, но тут уж я разозлилась. Я все понимаю, есть у него и разумные претензии, но кое-что откровенные придирки.
Вот и произошла такая сцена:
Только вышла я из кабинета, после его объяснений что и где не так, подошла и начала что-то Насте говорить на тему как я его "люблю" и тут этому мужику конечно нужно было подкрасться со спины и что-то еще такое сказануть.
ну я и ответила:
- Вы вроде уходили, вот и идите... - повернулась обратно к Насте.

Знаю я за собой такой порок. Если утрировать, то "не зли меня, не получишь в глаз". В гневе меня несет, как с горки на санках.

Второй вопрос: почему я не пишу ...ммм... неАУ, которое бы говорило о проблемах в КТ. Например как у  ДарьяИвлева в Второй справа парень или в знаменитом "мой ласковый и нежный зверь" .
Думаю, прежде всего я жалею себя и героев. Мне было бы эмоционально тяжело писать так... реально что ли. Да и героев я мучить не люблю. Читать тежело, писать такое еще тяжелее.

@темы: дневник Рисы

---

Дневник Рисы

Странно как мелкие и казалось бы незначительные фразы заставляют мысли течь к каком-то особенном потоке.
Я думаю, от чести это и есть вдохновение. Вдохновение можно искать, можно звать... но оно приходит само, рождается из деталей, что цепляются за мозг.
Я сама была очень удивлена, когда к одному из сюжетов меня подтолкнула собака. Обычна крупная дворняга, которая бега вокруг, пока я стояла на остановке и, замерзая, ждала троллейбус. Кстати, у тралика самое правильное название. Когда торопишься, то он уедет прямо перед тобой и пока дождешься следующего весь изведешься. Зато когда вроде можно и потянуть и опоздать, он, гад, придет сразу. Так что он самый настоящий тролль!

Сегодня, да и до этого, встречала самые разные мнения на счет свадьбы Аканиши и о том, что же все-таки по этому поводу думают остальные КАТ-ТУН.
Так вот написать что либо об этом меня побудил пост на тему того, какие гадкие эти журналюги, что спрашивали ребят на прессконференции не об их концертах, а о Джин. Знаете, лично я считаю, что журналистам в Японии не так уж часто выпадает случай спросить айдола о чем-то напрямую, т.е. не проходя при этом через строгий отбор тем, которых можно и нельзя касаться, и вопросов. Так что в данном случае люди выполняли свою работу и спрашивали о самом... не главном, нет. Но о том, что интересует большинство.

И еще я совсем не понимаю людей, которые говорят, что Джин больше не часть КТ так пусть катиться на все 4 стороны. И еще не понимаю, когда кто-то вдруг начинает осуждать его. Мне казалось, что поклонники всегда знали еще с 2006-07, что Аканиши не любит быть бычком на веревочке.
Люди, вам самим не противно говорить, что "так ему и надо. правильно Джонни-сан его наказал" ?
Что бы он не делал он ведь все еще Джин, так?
Вообще никогда особое любила Аканиши, я люблю Казу и за него любому глаза выцарапаю , но не стоит делать из него ни мученика, ни мальчика для битья.

@темы: дневник Рисы

---

обо мне

Да-да, я знаю, что говорила будто больше ни за что не буду участвовать в фестах. Но это ж я!
Пожалуй возьмусь за :


Дописала) Ура! Наконец домучила фик на фест. Теперь можно спокойно вернуться к "Посмотри на меня" Выкладка продолжится в заданном режиме)
П.С. Фест стартует 1 мая, приходите почитать!

запись создана: 20.03.2012 в 01:12

@темы: всякая всячина, флешмоб/фест/орг

---

Дневник Рисы

Было еще светло, от воды налетал холодный, до костей пробирающий ветер. Солнце садилось, расчерчивая небо разноцветными полосами: желтыми, розовыми, грязно синими. Если поднять голову, то казалось будто небо бесконечно. Такое глубок, темно-голубое. Проходя мимо стройки, я почувствовал приятный запах свежих досок. Хотя был воскресный вечер работа там не останавливалась. Я шел дальше. Рядом с булочной пахло пирожками, какие-то люди стояли в очереди.
В этом районе не было неоновых реклам и ярких вывесок. Зато были детские площадки, мелкие магазинчики, высотные дома и бесконечные автомобильные стоянки, но и их было не достаточно. Машины теснились по обочинам, заезжали на тротуары.
Я любил весну и лето, когда вовсе не обязательно куда-то идти. А чтобы поговорить, достаточно скамеечки в парке или качелей. Я улыбнулся, увидев парочку, что весело смеялась раскачиваясь на тех самых качелях.
Я один... Нет, не тяготит. Может только немного грустно.

@темы: дневник Рисы

---

@темы: всякая всячина